Поезд из прошлого

зовут Ириной, — севшим голосом пролепетала я.

— Ирина, — повторил он, как бы пробуя на вкус: — Иришка, Ирочка: Нет, тебя зовут — Судьба.

Мне было не просто страшно, мне было жутко: сумрак искажал черты лица до гротескных, искажал голос до запредельного тембра. Мне хотелось бы думать, что это сон, но я знала — не сон.

Он потянул с меня одеяло. Я вцепилась в этот мягкий лоскут изо всех сил, готовая заорать. Наверное, он прочел в моих глазах этот животный страх.

— Не бойся, маленькая. Я не трону тебя. Но я должен посмотреть, позволь: Только посмотреть: позволь, пожалуйста, позволь, — шептал он страстно и умоляюще.

Я не знаю, что было такого в его голосе, но страх действительно отступил и пальцы разжались. Руки машинально закрыли грудь и низ живота. Он мягко отнял их.

— Не надо, ну, пожалуйста, не надо. Не смотри на меня, — я чувствовала себя беззащитно обнаженной и ужасно уродливой. Никогда еще никто не рассматривал мое тело так: так откровенно, так бессовестно. Мне было шестнадцать лет, и у меня был мальчик, с которым я целовалась, который «зажимал» меня, больно тиская груди. Свой мальчик был у каждой уважающей себя девчонки в моем окружении. Мы не доходили до физической близости. Он, наверное, боялся этого еще больше, чем я. Мы были, по сути, детьми, торопящимися стать взрослыми. Поцелуи, зажимания — атрибуты взрослой жизни. Я, бравируя, лишилась бы девственности, а он бы, не задумываясь взял ее, если бы не боялся потерять свою:

Сейчас было все по-другому. Его руки дрожали. Они гладили меня и просто тряслись.

— Боже, как ты прекрасна! Я знал, что увижу тебя, я всегда это знал.

Его голова склонилась над моею. Я попыталась оттолкнуть его плечи. А он брал мои отталкивающие руки и покрывал поцелуями ладони, пальцы, запястья. Его горячие губы прильнули к моим, поглотив их в долгом поцелуе. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди, внутри меня рождалось нечто, что летело протяжным стоном в небо, но мозг твердил: «нельзя! нельзя!»

— Обними меня, — чуть не плача просил он.

«Нельзя! Нельзя!» — стучало в висках. Мои руки безвольно лежали вдоль тела, подчиняясь приказу: «Нельзя!». Его губы коснулись соска, я напряглась и вздрогнула, интуитивно приготовившись к боли. Но боли не было. Задыхающаяся радость родилась где-то внутри (что там? солнечное сплетение? может быть: может быть), пульсирующей точка любви росла, заполняя все тело, и вырвалась наружу волной дрожи и влагой:

— Что ты со мной делаешь! Милая моя, ненаглядная: что ты со мной делаешь, девочка! — прерывисто шептал он.

«Что ты со мной делаешь?!», — рикошетило в голове: «Нельзя! Нельзя!»

Его голова опустилась на мой живот и ниже. Мои руки резко оттолкнули его, решительно закрыв «запретный треугольник». Он уронил голову на мои бедра, не в силах бороться. С его лба стекала струйка пота, щекоча кожу ног. Он как-то обмяк и затих. Протяжный вздох.

— Господи, я чуть не сошел с ума. Прости меня, ласточка, я напугал тебя, —