Ласточка

анус...

— Мальчик в попе ковырялся, хуй у мальчика поднялся, но, говна почуяв вкус, испугался, подлый трус!

— Это я-то испугался? — Алексей привстал и, пошатываясь, приблизился к Екатерине, расстёгивая штаны.

— Хуй тебе, хуй тебе, хуй тебе! — Озорно закричала та, шлёпаясь на спину и дрыгая ногами.

— Убью!... — Алексей напрыгнул сверху, зажав Екатерине рот и нос обрывками трусов.

И тут Борис (который только что вернулся с важной встречи) настиг поглощённых взаимной похотью, и, подбежав сзади, почти в упор восемь раз выстрелил в них из обреза помпового ружья. Патроны ружья были оснащены дробью. Екатерина и Алексей обмякли, конвульсивно подёргиваясь. Борис подобрал пакет с губами и, усевшись на пень, условным свистом стал созывать на трапезу ежей и птиц.

По прошествии четверти часа осторожные звери стали выглядывать из укрытий.

Первым пришёл Валентин Петрович Ласточкин, заслуженный артист СССР с колючками из эпоксидной смолы. За ним появился Роберт Сдул с капроновыми перьями и резиновым клювом. Жеманно извиваясь, подползла Алевтина Ходкая; шурша опавшей листвой, присеменил Георгий Бздякъ.

— Угощайтесь, братья дорогие! — Торжественно обратился к ним Борис, высыпая содержимое пакета на расстеленную куртку дяди Серёжи. — Скромна трапеза наша, но душевна. Национальное и подкожное сплелось в ней единым клубком желчной добродетели. Рябая Луна хочет крови, но мы будем тверды, словно статуи, и не дадим в обиду священную плоть и пуповину наших холодных предков. Мы будем есть только мороженное. Мы будем собирать ягоды и лобковую курить хвою. Возрадуемся, братья мои!

Звери принялись есть, громко чавкая, а Борис плакал в умилении, роняя слёзы на масляно блестевший ствол обреза. Затем он достал шприц, сделал себе укол, помочился на куст дикой малины, отрезал и собрал в непрозрачный пластиковый пакет головы Зои, дяди Серёжи, Екатерины и Алексея (именно в такой последовательности), и, напевая «Siege of power», плавно удалился.