Греческая смаковница

про себя. Фотограф довольно улыбаясь смотрел на девушку.

— Выпрямись и подними вверх руки, — сказала женщина.

Патриция не понимала смысл происходящего, но видно так было нужно — пожилая массажистка на лесбиянку явно не походила, она не любовалась телом девушки, а словно осматривала заготовку, с которой ей предстояло работать. Так наверное и было на самом деле, потому что гримерша, проведя рукой по груди Патриции, удовлетворенно сказала:

— Отличное у тебя тело. Где ты их так удачно находишь, Бернард? — улыбаясь спросила она у фотографа.

— Они меня сами находят, летят, словно пчелы на мед, — самодовольно ответил тот и вышел из гримерной.

— Садись, — указала на кресло женщина и спросила: — Почему косметикой не пользуешься?

— Зачем? — удивилась Патриция. — Вообще-то пользуюсь, но редко, — добавила она. — Не всегда приличное зеркало под руками есть.

Женщина оценила шутку. Она умелыми движениями расчесала Патриции волосы, наложила косметику на лицо. Достала бритвенные принадлежности и чисто выбрила девушке под мышками, вытерла салфеткой и, скомкав, бросила салфетку на пол. Хотела втереть в тело Патриции какой-то крем, но вдруг в дверях вновь показался фотограф и сказал:

— Не надо, Николас, у нее отличный цвет кожи. Я решил снимать на берегу, вместе с Айменгой. Они прекрасно будут смотреться на контрастах.

Айменга закончила наложение косметики и с интересом смотрела на Патрицию. Гримерша отложила крем и взяла тюбик с темно-коричневой помадой. Патриция не успела подивиться зачем: ведь губы ее уже подкрашены, как женщина принялась подводить ей соски. Эта операция вызывала у Патриции здоровый смех, но она сдержалась. В добавление ко всему женщина специальным гребешком тщательно расчесала Патриции волосы на лобке, что было уже совершенно лишнее по мнению девушки.

Наконец массажистка закончила работу и отступила на несколько шагов, придирчиво оценивая свою работу. Повинуясь ее жесту, Патриция встала с кресла. Как скульптор, наносящий последние штрихи в своей работе, женщина подошла к тумбочке, поковырялась в ней и протянула Патриции красивой формы солнцезащитные очки. Патриция одела их, массажистка удовлетворенно кивнула, посмотрела на Айменгу и отрапортовала фотографу:

— Можешь вести их снимать, — сказала она ему тоном, каким отправляют учеников на черновую работу.

Патриция посмотрела на себя в зеркало — что ж она действительно не хуже прочих красоток с обложек глянцевых журналов. Она повернулась к фотографу:

— Может угостите даму стаканом вина? — кокетливо спросила она.

— Конечно, — ответил он. — Вечером, после работы.

Айменга рассмеялась.

Патриция и Айменга сидели обнаженные, если не считать черных очков на Патриции, на пологой коричневатой скале и улыбались в объектив кучерявого фотографа. Сзади них возвышался покрытый буйной зеленью холм. Белые облака лениво-неторопливо перемещались по удивительно голубому небу. Девушки сейчас казались воплощением красоты, молодости и всех радостей жизни.

— Хорошо. Не напрягайтесь. Вот так, — командовал фотограф.

Усатый шофер лениво сидел на корточках перед водой и бросал камешки, не обращая на фотомоделей никакого внимания — словно они не живые привлекательные девушки, а мраморные статуи, намозолившие глаз.

— Беатрисс, и ты, Айменга, тоже, ложитесь на бок. Ближе друг к другу. Вот так.