Первый вызов

сами непроизвольно залезли под одеяло и рассеянно играли с половым членом. И он вдруг почувствовал, как что-то стало оживляться и накаляться в глубинах его естества, как стала оживать под его руками плоть его полового члена, как движения рук сами приобрели какую-то неизвестную ему ранее осмысленность. Что-то происходило с ним совершенно неизвестное. И вот он уже корчится от неизвестных мук, но уже не может остановиться. Дальше, дальше, быстрей. Все раскалилось, его передергивала судорога, какое-то невероятное напряжение копилось и нагнеталось в нижней части живота и в тазе. Он корчился и извивался. Что это было — Может это что-то смертельное — Он не знал, но остановиться невозможно, дальше, дальше, все помутилось, красная пелена застлала глаза, спирало дыхание, и вдруг страшная боль, от которой, казалось, сейчас помутится рассудок, пронзила его. Это было так ужасно, так невыносимо... А когда он пришел в себя, то заметил, что на кончике его полового члена выступила капелька прозрачной жидкости. Ведь ему было только пятнадцать.

И это вовсе была не смерть. Это был оргазм. А он стал... онанистом. И он сделал то, что в их среде считалось пределом позора. И если бы кто-нибудь узнал об этом — он бы, наверное, покончил с собой. Ибо ничего позорнее и омерзительнее в их среде не было. Дальше уже шло людоедство. И страшный стыд охватил его, когда до него дошел этот факт. Ему казалось, что все узнают об этом, что у него на ладошках вырастут волосы — он всерьез верил этой побасенке, что у онанистов на ладонях растут волосы. «Никогда больше этого не случится», решил он. Увы, это случилось еще много, боже, как много раз, как часто он давал себе зарок, какие он переносил муки в попытках избавиться от этой позорной, как он тогда считал, привычки. Как он страдал от этих бесплодных мук борьбы с самим собой, от постоянного страха, что его позорная тайна раскроется. И эта двойная грязь — похабщины окружающей жизни и грязь собственной тайной мастурбации отравили всю его молодость и юность, она до сих пор вся в брызгах спермы, заливающей его живот, заливающей его трусы стоит в его воспоминаниях. Иногда ему удавалось страшным усилием воли воздерживаться месяц, другой, но затем все повторялось, вновь чуть ли не каждый день, стиснув зубы от самоотвращения и, проклиная себя, опорожнял свои яички. Что здесь было — повышенная функция желез, повышенное воображение — он не знал. Но все его возбуждало, малейший, их ласки, и оргазм иногда возникал даже под действием только этих сладостных картин. Балет, кино, книги, разговоры, живопись — все могло стать источником сексуального возбуждения, и как глупы те, кто считают, что только обнаженные женщины и порнографические сцены могут возбудить юношу или молодого человека. Да если человек сексуально повышенно возбудим, то даже на «Сказании о земле Сибирской» он сможет возбудиться.

Он долго не мог сойтись с женщиной. Ведь все медицинские книжки в один голос твердили,