Посланница Храма 2

С тяжелым сердцем королева поднималась к двери храма. Но порыв теплого южного ветра, родившегося, казалось, из ничего, игриво залез под ее короткое прозрачное платье, щекоча свежевыбритую киску. Тут же мысли Элеоноры переключились совсем в другом направлении. Интересно, кто эта аббатиса, о которой так часто упоминала Анидаэль? И откуда ей известно про любовь правительницы к сексуальным унижениям?

"Хорошо, что мне сказали одеться так, а не иначе» — подумала Элеонора. Ее возлюбленная эльфийка, часто напоминала, что к воротам Храма придется идти либо в полном боевом облачении — это если дела на Востоке пойдут совсем худо, — или в чем она пришла сейчас — коротенькое облегающее платьице из тонкого прозрачного материала, да черные босоножки на высоченной шпильке. В таком "наряде» императрица Мирианской Империи чувствовала себя настоящей шлюхой, но, как часто признавалась она себе — "ведь я и есть настоящая шлюха». А еще данный "наряд» говорил о том, что на Востоке дела идут хорошо — иначе переться ей сюда в латах, да на боевом коне, а не практически голышом и в карете.

Элеонора выехала темной ночью совершенно одна, чтобы никто из придворных не видел ее обличия. Карета подъехала к черному входу замка, когда королева, прячась в тени колонн, уже стала замерзать — все-таки ночью одной тонкой накидкой на голое тело не согреешься. Кучера Анидаэль для такого случая подыскала сама. Им оказался здоровенный небритый наемник, воняющий потом и лошадью. Наемники морем стекались в растущую армию императрицы, заслышав о том, что она набирает все новые и новые войска.

— Чего уставилась, кобыла? Живо в карету! — рявкнул на застывшую в оцепенении Элеонору кучер, присовокупив к словам смачный шлепок по голым ягодицам женщины.

— Да-да, извините, — пробормотала смущенная Элеонора.

"Анидаэль ему все рассказала! О боги зачем?» — замелькали возмущенные мысли в ее головке. "С другой стороны она всегда знала, что делать, особенно со мной и моим телом» — отвечала уязвленной гордости темная похотливая сторона девушки, которой, несомненно, нравилось подобное обращение.

Перед императрицей Мириана двери кареты всегда открывали лакеи, подавая руку помощи прекрасной царственной особе, чтобы было удобно подняться внутрь. Здесь же ей самой пришлось возиться с проклятой ручкой двери, никак не хотевшей открываться. Ступенек у этой кареты тоже не было, поэтому Элеоноре пришлось высоко задрать ногу, дабы ступить внутрь. Высокие каблуки не добавляли устойчивости.

— Шевелись же, корова! Нам еще долго ехать! — еще один сильный шлепок по заду.

От удара королева, подпрыгнула, как ужаленная, и просто-таки влетела в открытую дверцу, быстро захлопнув ее за собой.

Поездка была сущим кошмаром. В обычной курьерской карете вместо обитых мягкой кожей диванов, к которым привыкла Элеонора, были грубо сколоченные деревянные скамейки. Кучер гнал лошадей вовсю, и женщина внутри буквально взлетала к потолку, после каждой перееденной кочки. Пол часа дикой гонки и Элеонорина попка была вся отбита деревянной скамейкой. Но неудобство бешеной скачки заменялось растущим возбуждением. Большие голые груди правительницы ни на минуту не переставали колыхаться от тряски, распаляя в ней