Белый ангел — чёрный демон

девок, — хмыкнул Кулл, скривившись от боли.

— Я сейчас Вам помогу, господин, — Ми поставила таз на стол и бросилась помогать негру сесть.

Кряхтя и раздувая ноздри своего маленького симпатичного носика, она усадила гиганта на лежанку и даже подложила ему под спину подушку. Смочив в воде тряпицу, девушка начала осторожно смывать запекшуюся на плече кровь. Делала она это очень осторожно, что Кулл даже закрыл глаза, наслаждаясь легкими прикосновениями маленьких совсем еще детских пальчиков рабыни.

— Смелее, малышка, — подбодрил он её, — Я потерплю.

— Я не хочу причинять Вам боль, — Ми уставилась на рану своими большими черными глазами, — Снова пошла кровь. Вам больно, господин?

— Ерунда, — отмахнулся Кулл, — Я — солдат. Должен терпеть.

Ми промыла и перевязала рану, положив на неё листья какого-то растения, предварительно разжевав их. Вскоре Кулл почувствовал, что боль отступает, сменившись приятной прохладой. Тяжело выдохнув, он уселся удобнее на своем ложе и уставился на девушку, суетившуюся рядом.

Внезапно поймав её руку, он нежно, на сколько был способен, притянул рабыню к себе и усадил на колени. Ми замерла, как замороженная, не зная, что ей делать. Кулл улыбнулся и откинул сбившуюся на лоб рабыни кудрявую чёлку. Погладив девушку по волосам своей огромной ручищей, он прошептал ей в ухо:

— Не бойся меня, крошка. Я тебя не обижу.

— Не бейте меня, господин, — захныкала негритянка, вся сжавшаяся в комок.

Кулл еще крепче обнял девушку здоровой рукой, прижимая к своей мускулистой груди. Криво усмехнувшись, он вдруг вспомнил, как во время оргий с рабынями, когда хозяин позволял это, девушки извивались в его «страстных» объятиях, вопя от боли. А он наслаждался той малой властью, которую имел над этими несчастными. После таких ночей невольницы, побывавшие в его руках, еще долго ходили в синяках, боясь даже взглянуть на этого верзилу.

Но с этой маленькой хрупкой девушкой всё было по-другому. Кулл не хотел причинять ей боли, не желал видеть испуг в её черных, как южная ночь, глазах. Он жаждал ласки и тепла, которого был лишен с самого детства и о котором так мечтал. Но еще больше он вдруг захотел подарить этой девочке свою любовь, о которой почти ничего не знал.

Ми, кажется, прочла его мысли и перестала дрожать. Она осторожно обвила его мясистую толстую шею своими тоненькими, как две тростинки, ручками и мягко прикоснулась губками к небритой щеке. Кулл тихо застонал, повернул к ней свою лысую, похожую на арбуз голову и жадно впился в её ротик губами. Их языки переплелись, стараясь проникнуть как можно глубже друг в друга. Дыхание рабыни стало жарким и частым, её худое тельце невольно подалось вперед, прижимаясь к мощному торсу, словно ища защиты.

Разгоряченный раб нащупал завязку и потянул за тесемку. Передник с мягким шуршанием сполз на пол. Еще мгновение, и платье девушки упало вниз, оголив смуглые острые плечи и маленькие грудки, увенчанные коричневыми бусинками сосочков, ставших плотными и теперь торчавших, как две спелые вишни. Его большая шершавая