Зайчишка

широко раздвинула ноги, и начала подтираться. Она не старалась быть грациозной, у нее сами-собой получались какие-то призывно плавные движения.

Я достал лепешку и кусок недозревшего сыра. Было видно как она голодна. Поев она прижалась ко мне и положила голову на плечо, глядя на то как я мараю листы своего блокнота. Хорватия — маленькая страна. Мы подъезжали к Загребу, и я смотрел в окно, на свежевыкопанные противотанковые рвы, когда появился очередной патруль. Кажется это была военизированная полиция. Она повторила старый трюк, а я опять смотрел в окно и чувствовал, что Зайчишка смотрит на меня. Поезд уже подходил к вокзалу, мимо купе потянулись люди, их смазанные отражения скоро сменили в оконном стекле силуэт полицейского.

«Только генетически неполноценная особь с суицидальным синдромом может убить самку после того как оплодотворит ее». Я вертел эту фразу, как ребенок вертит резной печатный штамп, пробуя на вкус, смачивая слюнями, прикладывая ее ко всему, куда можно или нельзя. Неужели все так просто? Неужели все они руководствовались слепым инстинктом, неспособные любить и сострадать?

Мы приближались к венгерской границе и постепенно исчезали признаки войны. За окном желтели поля подсолнуха, зеленели виноградники, людей в вагонах было больше и были они веселей. А Зайчишка была все грустней и грусть ее я хорошо понимал. Мы приближались к венгерской границе, границе старой, вполне обустроенной и формальной. Здесь хорошо было бы иметь какие-нибудь документы. Уже давно не мелькали на экранах торжественные встречи беженцев, и для того чтобы попасть в благополучную часть Европу, надо было пройти огонь и воду. Предусмотрительные немцы предпочитали останавливать беженцев подальше от своих границ. И Зайчишка была одной из тех нежелательных беженок.

Поезд остановился на пограничной станции. Солдаты вскочили в тамбуры вагона, а затем пограничник-офицер, сопровождаемая двумя таможенниками, вошла внутрь. Это была женщина. Зайчишка попалась. Впрочем, будь это и мужчина, здесь на границе — разговор был бы другой. Зайчишка поняла все быстрей меня. Она схватила свою сумку и вытащила оттуда белое свадебное платье. Затем сбросила на пол свои грязные тряпки и одела предусмотрительно расшнурованное платье через голову. Не говоря не слова она расстегнула мне джинсы, дернула их вниз и, задрав платье, села мне на колени. Как-то неловко поерзала попой и тихо сказала: «Я Мила ***. Твоя жена». Так мы и познакомились.

Потом я долго рассказывал офицеру, как переписывался с Милой несколько лет. Как приехал к ней этой весной, как венчались в церкви и сейчас у нас медовый месяц. Я везу ее в Россию, в свой родной город, чтобы познакомить с родителями.

Врал я складно и умеренно ладно. Конечно, факты были против нас: не было документов, колец, я был одет в грязную футболку и джинсы, свадебное платье, хотя и очень красивое, было единственным подтверждением моего рассказа. Поверила ли мне эта женщина с суровым лицом? Думаю нет. Она медленно пролистала девственно чистый паспорт Зайчишки, потом долго искала в моем хорватскую визу, поставила