После аборта

ждет ночи. Что же будет ночью?»

Когда все ушли, когда все легли, когда все стихло, в огромном дверном проеме, наполненом зеленоватым светом, появился он — какой высокий! — и позвал за собой. Охваченная неизъяснимым трепетом, Марина пошла за ним босиком, придерживая на груди больничный халат. Он привел ее в процедурную и молча указал на кушетку. Она сидела тихо как мышка, боясь шелохнуться, боясь посмотреть, что он ей готовит. Он обернулся с холодным изумлением:

— Что же ты? Раздевайся, ложись. Ноги раздвинь!

Палец погрузился в в анус, проталкивая скользкую свечу, там и остался. Другая латексная рука ввела в вагину пропитанный тампон и стала ее мастурбировать. Никогда еще Марина не чувствовала себя таким презренным грязным комком плоти! И никогда еще так сильно не возбуждалась! Ее тело было открыто и доступно этому человеку, власть которого не имела пределов тогда, когда он был вооружен острой сталью... К счастью, она этого не помнила. Возбуждение нарастало, становясь невыносимым. Ее била крупная дрожь. Едва сдерживая крики, она стала мучительно извиваться. В тот же момент врач наградил ее горячей пощечиной.

— Не дергайся! — зашипел он, — Привязать?

— Ах, не могу! Пожалуйста! Прошу тебя! Возьми меня!

— Нельзя!

— Я так не кончу.

— Кончишь.

Пытка продолжалась. Реальность стала уплывать. Она едва ощущала ремни фиксации, которые жестоко впивались в тело. Боль от пощечин лишь на мгновение облегчала муку неудовлетворенной страсти. Она кричала в голос. Она просила, рыдала, умоляла.

— Слава! Миленький! Дай хоть пососать у тебя!

Боже, неужели он сжалился?! Он быстро развязал ремни и притянул к себе ее голову. У него был большой и возбужденный. Марина впервые сосала член в кондоме, как шлюха, но она уже ни на что не обижалась. Вдруг он резко отстранился.

— Послушай, — проговорил он, тяжело дыша, — Я тебе вставлю, если ты будешь лежать спокойно. Спокойно! Никакой резких движений, поняла?!

Марина видела, что он торопливо меняет презерватив. Он вошел неглубоко, сводя с ума, дразня еще больше. «Только бы принять его в себя целиком, прижаться к основанию губами, оплести ногами!»

— Сука! Не насаживайся! Нельзя тебе глубоко! Не понимаешь? Дура!

Ни окрики, ни пощечины не могли ее остановить. Наконец, устав уворачиваться от неистовой матки, он перехватил член рукою.

— Вот тебе ограничитель, блядь! Делай что хочешь!

Она бешенно извивалась, размалывая клитор на кулаке, но не могла придти к концу, и только когда он притиснул ее с высоко задранными коленями, и, кусая соски, жестоко оттрахал, она стала кончать. Кончала долго, с воплями. Кончил и он. Рыдая от счастья, целуя руки, она благодарила его. Он погладил ее по голове:

— По-моему, ты здорова. Иди спать.

На следующий день Марину осмотрел целый консилиум врачей, и среди них был пожилой профессор. А после обеда ее стали выписывать. Вячеслав Сергеевич, ироничный и непроницаемый, давал ей последние напутствия. Сначала он подробнейшим образом расписал схему лечения, а потом перешел к рекомендациям.

— Предохраняться только презервативами. Первые две недели — никаких половых контактов, разве только на