Наваждение

ей задик так, чтобы разве что следующим утром выпоротая накануне попочка напоминала непослушной девчонке о необходимости проявлять хорошие манеры.

Ещё несколько раз широкий кожаный ремень звонко отскочил от молоденькой попки и после этого снова оказался на краю кровати. А мужская рука опять заскользила по горящей огнём выпоротой попе. Кончики пальцев томительно приятно щекотали заметно порозовевшую и очень чувствительную сейчас кожу на булочках. Девчушка не выдержала и выдала свои ощущения глубоким вздохом с еле-слышным всхлипом и протяжным выдохом.

— Ну... Уже намного лучше... Но я думаю, надо ещё немножечко тебе добавить! Как думаешь? — Отец посмотрел на дочь, девушка едва заметно кивнула и отвернулась к стене.

Теперь удары не были такими сильными, но всё равно ощутимо обжигали беззащитную попку. Мужчина уже не возражал, когда она сама гладила пальчиками себя по булочкам. И когда она убирала руки, понимал, что это сигнал к тому, что попу можно пороть дальше.

Ремень хлестал голый задик девчушки уже минут десять подряд с небольшими перерывами. Девчонка безумно ждала этих перерывов, чтобы получить честно заработанные папины поглаживания по голеньким отшлёпанным булочкам, которые иным способом было никак не заслужить.

Мужчина вошёл в азарт. Ему хотелось, чтобы это продолжалось гораздо дольше, но он понимал, что она уже устала, и попа у бедняжки горит, поэтому пора заканчивать. Но напоследок не сдержался и всыпал своей маленькой негоднице подряд пять или шесть горячих почти в полную силу.

Девчонка вытянулась от боли, как струна, и громко вскрикнула: «ААА!!!». Только тогда он ослабил хват, и её ножки бессильно плюхнулись на кровать. Наказанная поркой попа тут же ощутила под собой прохладную простыню.

Отец, бросив ремень, отошёл в дальний угол комнаты. Он стоял, закрыв руками лицо, и несколько минут слушал, как всхлипывает у себя в кровати только что выпоротая им дочь. Обычно в таких случаях он спешно покидал её комнату, запирался в ванной и дрочил там, чтобы снять напряжение и обуревавшее им возбуждение. Но в этот раз впал в какой-то ступор.

Через минуту-другую девичьи всхлипывания прекратились. Он решил, что она успокоилась, перевернулась на бок и, укрывшись с головой, пытается теперь уснуть. Но девушка встала с постели и, не надевая трусиков, подошла к отцу. В руках она держала брошенный им ремень.

— Ты... Ты чего? Ты прости меня, родная, прости!... — Он крепко обнял дочь обеими руками и зарыдал.

Ростом она была ему чуть выше плеч. Он обнимал сейчас её и чувствовал сквозь тонкую ткань футболки нежную теплоту и такой родной запах, исходившие от её волос и тела. Девушка уткнулась отцу в грудь и тоже обняла его. Как ни странно, она больше не плакала и даже не всхлипывала.

— Сильно я тебя сейчас, да? Дурак старый... Прости меня... Больно было? — Приговаривал он, теперь с особой осторожностью прикасаясь пальцами ко всё ещё разгорячённой недавней поркой попочке.

— Сейчас уже прошло, не переживай...

— Надо было тебе меня остановить! Почему ты молчала?

Она ничего не ответила.

—