кудрями и слюнявила ему лицо, обчмокав его крепко, влажно и совсем не по-сестрински...
— Даш... Ты что, в гости? Ко мне? — Блестящая догадка! Гениальная мысль, достойная самого Архимеда! — стебалась Дашка, глядя на Юрку влажными глазами. — А... это у тебя парик, да? — Сам ты парик. Нифига я не брилась. Я тебя надула, ясно? — Надула? Ах ты... Стоп, а фотки? — А что фотки. Десять минут фотожабы, и ты хоть негр... — Ну, Дашк... Ну, зубастая... — А что, не рад, что ли? Это вроде твоя любимая прическа, или я что-то путаю? Отращивала все это время, как Мичурин... Ты, кстати, так и не поведал мне свои впечатления. Я внимательно слушаю. — Эээ... мэээ...
Кудрявая, румяная, взволнованная Дашка была так убийственно хороша, что у Юрки снова затеснило в груди, и он едва связал два слова:
— Даш... Я это... просто в шоке... — Я вижу. Сейчас будем лечить твой шок. А ну-ка иди сюда... — Дашка поманила его пальцем, и Юрка подошел, холодея от подвоха. — ... Хотя нет. Погоди-ка. Пусти сюда... и выйди. На минутку. Даме надо переодеться. Давай-давай!
Дашка вытолкала оторопевшего Юрку из комнаты и закрыла дверь. Юрка стоял под ней и слушал шуршание одежды, не зная, о чем думать. Дашка была «на взводе» — бравировала, как Настасья Филипповна*, и Юрка хорошо знал, как легко такие бравады переходили в истерику и рев. ___*Персонаж романа Достоевского «Идиот» — прим. авт.
— Войдите, — раздался голос. Юрка вошел — и остолбенел.
Молочно-розовая Дашка стояла в центре комнаты и буравила Юрку влажными глазами-угольками. Она была совершенно голой.
— Ты... ты чего? Мы же брат и сестра... — бормотал похолодевший Юрка. — Двоюродным можно... Они даже женятся... — шептала в ответ Дашка. — В загсе, — пояснила она, чтобы не оставалось сомнений, и жалобно протянула: — Ю-ю-юр...
Юрка подошел к ней, пялясь на ее тело, о котором столько мечтал — на розовые соски рожками, на живот и бедра, выгнутые кувшином, на пушистый передок...
— Говорила, что бреешься. Тоже наврала? — спросил он, будто это было важно. — Нет... Тогда брилась... А потом ты сказал, что тебе нравится так, и я перестала...
Юрка смотрел на нее во все глаза, она — на него. Потом вдруг кто-то ткнул в кнопку-перемычку, меняющую режимы — и Дашка кинулась Юрке на шею:
— Юрик, Юрик... Неужели ты до сих пор ничего не понял?
Юрка действительно ничего не понимал. Но голая Дашка на шее прожигала ему всю душу... и его вдруг расперло дикое возбуждение. Оно было терпко-кислым и кипучим, как сидр; оно зрело в нем все это время — и вдруг вырвалось на волю, оглушив мозг.
Не соображая, что делает, Юрка ухватил Дашку и швырнул на кровать, как мешок картошки. Вытаращив глаза, она смотрела на него, — а тот растопырил ей ноги и, глядя во все глаза на ее мохнатую срамоту, розовато-лиловую в сердцевине, стянул с себя штаны с трусами. Сбросил майку, хотел было уже пристроиться и трахать... но вместо этого вдруг нагнулся — и