Виктории упал на потертый кожаный кошелек Виктора, лежащий на тумбочке. Она взяла его и раскрыла, не считая это дурным поступком, ведь она хотела купить продукты для Виктора, тем более, позже собиралась эти деньги ему вернуть. Взяв 500 рублей, девушка закрыла кошелек и положила его на прежнее место. Бесшумно прикрыв за собой дверь, Виктория вышла на улицу, вдохнув полной грудью прохладный утренний воздух. Как ни крути, а это было ее, можно сказать, первое утро на Воле. В городе, на свободе, не в тесноте вагона и уж тем более, не среди толстых тюремных стен.
Виктория шла по узкой пустынной улице провинциального городка летящей походкой (как пелось в старой песне) и улыбалась каким-то своим, приятным мыслям. Первые лучи раннего майского солнышка падали на ее лицо и она забавно щурилась, идя им навстречу. Около небольшой старой церкви девушка остановилась и трижды перекрестилась. Раньше Вика не верила в Бога, но в последние годы поменяла свое отношение к Вере. Вика пообещала себе, что обязательно зайдет днем в храм и поставит свечку за маму, а пока она спешила в продуктовый магазин. У покосившихся ворот, ведущих к церкви, стояла старенькая бабушка в истертой серой пуховой шали и протягивала худую руку с пластиковым стаканчиком. Лицо ее было настолько морщинистым, что казалось, будто одни морщины подминают под собой другие, более ранние, однако выцветшие блеклые глаза были очень живыми и смотрели даже как-будто с некоторым задором. Вика замедлила шаг около старушки и в нерешительности остановилась. Ей хотелось дать бабушке немного денег, но у нее была только одна купюра, да и та тайком позаимствованная у Виктора на продукты. Получилась неловкая ситуация, кажется, старушка ждала от нее каких-то действий, а Вика не могла остановившись, вдруг уйти, так ничего и не положив в стаканчик. А объяснять, что у нее нет нужной суммы и единственную бумажку нужно разменять, Вика как-то постеснялась, сочтя это вовсе нелепым. Словно прочитав мысли девушки, старушка произнесла:
— Хорошая нынче погодка! Но холодно вот еще. А ты вона раздетая бегаешь, дочка! Горячая видно у тебя кровь!
— Я... , — начала было Вика, но старушка, словно не услыхав, продолжила. — Универсам-то за тем углом, сегодня как раз свежие яйца завезли. Ты, дочка, бери белые, да не те, что самые крупные, а помельче, они-то самые вкусные будут. Верно, тебе твержу!
— А откуда вы... , — удивилась, было, Вика, но старушка вновь не дала договорить ей.
— Ты ступай, дочка. Холодно еще на улице. А тебе себя поберечь нужно. А то ведь мамкой скоро быть, а ты себя не бережешь! Хвори-то, тебе, ни к чему. Ступай уж!
— Ладно. Хорошо. — Вика была смущена и еще больше удивлена речью старушки, сочтя ее не совсем в себе. — Но в одном бабушка была права, на улице действительно было еще недостаточно жарко, чтоб разгуливать в одном платье, особенно ранним утром. — Я сейчас продукты куплю, а