Судьба

говорил твердо и спокойно, и, слушая его, нельзя было не понять, что нерешаемых проблем в мире не бывает, а Алена, не двигаясь, все стояла у вешалки, с трудом, как из-под груды одежды, выбираясь из вороха мыслей и, уяснив, наконец, основное в словах Егора, протянула с обидой:

— Чего б я заваливала экзамен? Да еще по зарубежной литературе?

Егор обернулся с порога кухни: «И на сколько?»

— На отлично, — с гордой обидой, как ребенок, надув губы, ответила Алена и так, обиженная, и пошла в ванную.

— Ну... — услышала сквозь шум воды и по голосу почувствовала, как добро улыбнулся Егор, — уважаю. Переволновалась, значит? Ну, давай, ешь. И отдыхай.

Алена остановилась в дверях кухни, притулилась к косяку, и, глядя на широкую спину Егора, подумала, не спросить ли ей у него, как ей расплачиваться с Ульяной Егоровной. Егор обернулся, усмехнулся, глянув на ее позу, и сказал с деланной ворчливостью:

— Мне приказано тебя накормить. Я человек дисциплинированный. Приказы привык выполнять. А потом могу предложить тебе программу отдыха, — и тут же, увидев по растерянности на ее лице, что у нее планы были свои, но и отказать ему ей неудобно, спросил поспешно, — или ты куда собиралась?

— Да нет, я просто хотела...

— Побыть одна, — понял он тотчас и уже другим тоном, как бы не о ней уже думая, сказал, — понимаю.

Алена действительно хотела побыть одна. Она так долго ждала свидания с Костей, так долго мечтала о нем, что, кажется, даже и не осознала еще реальность завтрашней встречи.

Ей хотелось просмотреть свой небольшой гардероб, продумать каждую мелочь: шарфик, клипсы, подготовить платье, все почистить, погладить, чтобы соответствовать элегантности Кости; продумать, о чем говорить, чтобы ему было интересно с ней. О художниках она знала, ну, непростительно мало, и один день в библиотеке не смог бы заполнить подобный пробел. Не намного лучше были и ее познания в музыке. Общение с музыкой сводилось, в основном, к приятным мыслям под негромкий звук приемника, а о жизни композиторов, о вехах их творчества, исканиях, терзаниях и прочих важных вещах, о которых надо вести беседу в такой компании, как Костина, она не знала, практически, ничего и ужаснулась своему бескультурью. Как же много нужно ей преодолеть, чтобы стать достойной Кости!

Конечно, она могла говорить о литературе, да и то... Она вздохнула, критически оценивая свои возможности. Она знала наизусть много стихов, и не только современных поэтов, но немножко, так, кое-что из Данте, Шекспира, Гейне... И, конечно, русскую поэзию девятнадцатого века... кое-что. И кое-что из серебряного века... все кое-что, нет никаких основательных знаний даже в литературе, — так оценила Алена свои познания и интеллектуальные сбережения и расстроилась. Она забралась на диван, закуталась в плед и — тут же уснула.

— Ты бы сюда пригласила девочек, — сказала Ульяна Егоровна. Она помогала Алене благополучно преодолеть трудности незнакомой духовки, а потом они склонились к пирогу, стараясь достать его из большого противня во всей красе