Любовь и секс Грифона Гоя

дикие силы: стремление к покою, оседлости, как будто хочется сравняться с гладью, и неугомонное стремление к борьбе, к вихреобразной жизни, когда значение себя аннулируется. Первое — это социальность в человеке, когда он не выходит из берегов и тотально живёт по правилам, согласно общественной морали. Второе — яркое проявление личности, когда предикат человека ценнее самого человека. Это противоречие снимается в свободном обществе, которого здесь и сейчас нет.

Я хочу создать полноценную семью, где были бы добрые, тёплые отношения, я хочу иметь детей. Дружить семьями. Что же ещё надо тихому учёному? Но что-то иррациональное, неуловимое заставляет меня смотреть на красивых парней, как-то по-особому переживать прикосновения к мужскому телу. Они манят меня самым подлым образом, когда уже нет выбора.

У меня даже нет выбора выбирать.

ІІ

Заниматься в библиотеке каждый день — приятная необходимость. Дочитав слабенькую монографию про принцип симметрии в теории графов, я оглянулся назад и увидел девушку; лицо это было вроде как знакомо, но не понятно. Она была грустна, какая-то печаль, если не сказать забитость, была в её глазах. Лицо её не красиво по современным жёстким условиям красоты. Это та девчонка, что постоянно со мной здоровается, и совершенно не понятно, откуда она меня знает. Что-то филантропическое во мне проснулось. Я почувствовал моральный долг помочь ей.

— Привет, как жизнь?

— Нормально.

— О, это прекрасно. Хотя бы двое в этом мире чувствуют себя хорошо. Но если абсолютно честно, у меня глаза побаливают. К вечеру, знаешь, глаза устают, и всё такое расплывчатое-расплывчатое. — Она улыбнулась.

— Ты, наверное, много читаешь.

— Конечно-конечно. — Нельзя, никак нельзя упускать случая похвастаться. — Но это неважно.

— А я не пойму других девчонок. Они такие метущиеся люди. Им лишь бы замуж выскочить. Я их не понимаю.

— Думаю, и их тоже можно понять. — В глазах этой девушки просвечивалось что-то напряжённое. И напряжённость эта не была вызвана сиюминутностью; источник её непонятен, но видно, что это постоянное для неё состояние. — Ведь это выбор каждого. Каждый как хочет, так и одевается.

— Это да. Но одно дело одеваться, и этим выражать себя, и другое дело всё подчинить слепому желанию выскочить замуж. Я не пользуюсь помадой, не ношу узких юбок, не гоняюсь постоянно за модой.

— Я тоже не пользуюсь помадой, не ношу юбок, и совершенно не гоняюсь за модой. — В её смехе чувствовалось какое-то освобождение. Наверное, смех единственное поле, где она могла раскрепощаться. Эту девушку чувствую одинокой, безлюдной. Но сразу же что-то интуитивное указывало — в ней что-то есть, может быть, ум или другое, но обязательно глубинное.

Болтовня о моде и глупостях и предрассудках людей, и о том, что мы не такие забрала всё оставшееся библиотечное время. Нам надо было уходить. Посмотрев в окно, я увидел темноту. Наверное, её надо провести до общежития, так будет по-джентельменски.

— Давай я проведу тебя до общежития.

— Проведи.

Мы оделись и вышли на улицу. Было прекрасно. Как я обожаю ночь.

— Знаешь, почему ночью лучше, чем