однокомнатный с ванной и одной полуторной кроватью, которую мы тут же и обновили.
И следующее пробуждение было не хуже предыдущего — язык Шурика с величайшей осторожностью исследовал складочки моего влагалища, в то время как его руки с не меньшей осторожностью мяли мои соски. А я плавилась под ним, как горящая свеча, превращалась в податливый воск, из которого он мог лепить все, что ему хотелось. Но он не пользовался своей властью надо мной. Почему-то я знала, что первое же мое «нет» не превратит его в безжалостного зверя. Что он все поймет...
Следующие два дня мы не выходили из номера даже на обеды. Нам было так хорошо вдвоем, что мы не чувствовали ни голода, ни усталости. А на третий день, Шурик предложил прогуляться по набережной. Оказывается, он уже не раз бывал здесь и с отцом и с друзьями, а потому хорошо знал, где что находится. Естественно, он вызвался провести мне экскурсию по местным достопримечательностям. Я про себя посмеялась — какие достопримечательности могут быть в обыкновенном курортном поселке? Рынок да магазины? Но я снова ошиблась. Здесь прелестная маленькая набережная, прогуливаясь по которой ощущаешь себя где-нибудь в Париже на берегу ...Сены или во Франкфурте, только в тысячу раз лучше и роднее. Здесь такие сады, которые и не снились луарским замкам или английским поместьям, потому что они естественные и похожи на бабушкин садик за домом. Здесь такие магазинчики, что Милан и Нью-Йорк просто нервно курят в сторонке — такого разнообразия безделушек, сувенирчиков, открыток, пляжных принадлежностей, соседствующего с самыми удивительными, но совсем не экзотическими фруктами, рыбой и сладостями, я не видела нигде.
Первым делом мы купили мне купальник и пару платьев — совершенно одинаковых по крою, но абсолютно разных по цвету. И пляжные тапочки-вьетнамки с застежкой, как на моих старых детских сандалиях.
Шурику мы купили широкополую шляпу и солнцезащитный крем косметической фирмы, о которой я никогда не слышала, но который пах в точности, как мой, оставшийся дома, купленный в самом дорогом магазине косметики в Лондоне. Даже флакон был такой же формы.
Мы гуляли до самого вечера, когда улица наполнилась такими же отдыхающими, как и мы, и медленно зашагали обратно в гостиницу, чтобы снова упасть в нашу полуторную кровать и предаться самым сладким и самым желанным любовным утехам.
Как вдруг в толпе, что двигалась нам навстречу, среди ярко одетых и шумных отпускников, я увидела глаза — холодные, будто прожигающие меня насквозь, равнодушные и убийственные. У меня перехватило дух, но кроме неясных ощущений, я не могла сказать об этих глазах ровным счетом ничего. Шурик посмотрел на меня с тревогой, но я улыбнулась ему, мол, не беспокойся, все в норме.
Пару десятков метров спустя, когда приступ паники прошел и растворился в предвкушении сладких ласк, я повернулась к Шурику, чтобы что-то сказать, приободрить, и с размаху врезалась в худую костлявую грудь, обтянутую черной шелковой рубашкой. Я подняла глаза и встретила тот самый