Юлька

сейчас нравится... Могу я у тебя спросить... как у тебя на личном?

Ну что ж, это было предсказуемый вариант.

— Странно, что тебя это интересует, — медленно, словно раздумывая, проговорил я. — Но если хочешь знать, то у меня всё хорошо. Я не один. — Я сознательно сказал неправду — мне хотелось полностью обрубить все концы, связывавшие меня с прошлым.

— Так быстро? — снова неприятно удивились в трубке. Я слегка позлорадствовал:

— Прости, Ритуля, но я не думал, что мне надо носить траур по поводу нашей безвременно скончавшейся любви.

Я знал, что это — жестокие слова. И меня совсем не украшало то, что я их сейчас произносил: как бы мы ни расстались, мужчина должен всегда оставаться мужчиной, как тривиально не звучит эта фраза. Но... уж слишком больно сделала мне Рита в тот день, когда ушла от меня — молча, ничего не сказав, без всякого скандала. Просто — дождавшись, когда я уеду на работу, собрав вещи, оставив записку, выключив телефон... Нельзя было так подло. Каким бы я ни был в её глазах, но всё же такого я не заслуживал. По крайней мере, я надеялся на это.

— Н-да, — медленно проговорила Рита. — Ну что ж, Серёжа, я от души желаю тебе счастья. И надеюсь, твоя подруга не узнает тебя с такой стороны, с какой знала я...

— Рита, не делай из меня монстра. Ты прекрасно знаешь, какой я есть на самом деле.

— Знаю, — коротко отозвалась девушка. — Прощай, Серёжа...

* * *

Неслышно и незаметно, словно кот на мягких лапах, подкрался день святого Валентина. Сердце сковывала зимняя тоска. Отмечать его было не с кем, на душе было пусто. Собственно, и до знакомства с Ритой я относился к 14 февраля с некоторой смесью пренебрежения и снисходительности, радуясь только тогда, когда он выпадал ...на выходной, но Рита меня быстро приобщила к этому международному событию. А к хорошему всегда привыкаешь слишком быстро...

Лелея и вскармливая свою душевную пустоту, я, как обычно, подошёл к остановке, встал в уголок так, чтоб мне была видна маршрутка, и в первый момент даже не заметил Юлю, стоявшую буквально в паре шагов от меня спиной к дороге и разговаривавшую с кем-то по телефону. Я обратил на неё внимание, только услышав знакомый голос — непривычно тихий и невыразимо грустный. Даже спина её выражала какую-то безысходную тоску.

Девушка обменялась парой прощальных слов, прозвучавших коротко, сухо и обрывисто, и, отключив телефон, повернулась к дороге.

— Привет, Юль, — как можно сердечней поздоровался я.

— Привет. — Она обернулась ко мне, в её глазах мелькнула искорка радости, тут же погашенная плотным слоем печали.

— Как дела?

— Как обычно... Нормально, — отозвалась она. — К матери вот еду.

— А что с настроением такое? Праздник ведь, день влюблённых. Отмечать будешь?

Юля молчала долгую минуту, покусывая губы и искоса посматривая то на меня, то на утоптанный снег на остановке. Затем, ещё борясь с собой но уже сдаваясь, глухо проговорила:

— Тоже мне праздник нашёлся...

Я — скорее нутром, чем