Юлька

рядом, даже мысленно.

Меня пугает вариант провести с ним ночь и, возможно, не одну? (а что, всё возможно...) — Нет. Понятное дело, если парень и девушка друг другу нравятся, они обязательно окажутся под одним одеялом — рано или поздно. И если он будет чуть более настойчивым — ну, не так, как Валера, а в своём стиле — я и не откажусь, наверно. И измены никакой не было бы — мы действительно так поругались с Валериком, что я уже вычеркнула его из своей жизни. Он теперь — всего лишь шрам, первый серьёзный шрам, и очень надеюсь, что — последний.

Меня пугает будущее? — Нет. Об этом ещё рано думать. И потом — что такого страшного может быть в этом будущем, которое даже ещё не наступило, которое творится вот сейчас, в эту минуту, нашими с ним руками? Мы ж не роем сами себе яму...

Странно... я уже думаю в категории «мы». Но всё ещё молчу — и лишь смотрю на смущающегося Сергея. Какой же он всё-таки и вправду смешной... и добрый... и милый...

Эпилог (три недели спустя).

Мы стоим на нашей остановке... Да, теперь это уже — наша остановка во всех смыслах: остановка, которая подарила нас друг другу. Мы стоим и ждём нашу маршрутку. Ту маршрутку, которая отвезёт нас в наш дом...

Юлька прижалась спиной ко мне и положила свою лёгкую головку мне на плечо. Я сжимаю её руки и чувствую, что они — холодные. Да, погода на улице, конечно, весенняя: снег тает, на тротуарах и дороге — лужи, которые не перепрыгнешь, не обойдёшь, — но так сыро и промозгло... А она оделась почти также, как в тот ноябрьский вечер, когда я её впервые увидел: чёрная болониевая курточка, тоненькие джинсы, под курточкой — тонкий свитерок. Хорошо хоть вместо кроссовок — полусапожки, но воду-то они пропускают на раз. И ведь только утром мы успели с ней поругаться по этому поводу. Правда, ругался в основном я — она же просто слушала и чему-то улыбалась. А сейчас... стоит вон, прижалась ко мне. Вроде дрожит даже...

— Ты замёрзла? — тихонько спрашиваю я её. Она поднимает на меня глаза и кивает. Я не могу удержаться:

— Юль, ну как можно быть такой легкомысленной, а? Ведь не май же на улице...

— Зато весна, — нежно произносит она и улыбается. И я весь растворяюсь в этом взгляде, голосе, улыбке. Как человека, личности меня уже нет. А она шепчет: — Погрей меня, а?..

Я поворачиваю её к себе лицом, беру в руки её хрупкие, почти детские ладошки и начинаю дышать на них, одновременно медленно растирая. Уж не знаю, насколько хорошо у меня это получается — лично я всегда с сомнением относился к такому способу согревания, — но Юля задумчиво и мечтательно улыбается и утыкается носом в мою куртку; затем, высвободив ладошки, расстёгивает её и, распахнув, обнимает меня. Мир замирает.

Я укутываю её полами куртки, прижимаю к себе, а в голове проносится настоящий шквал мыслей — о будущем. Весна... ещё месяц — и снег