Судьба

неприметной, и притворилась, что не слышит голоса, но голос тихо, но настойчиво спросил: «Тебе комната нужна? Ты студентка?» — и уже нельзя было его не слышать, и обречено Алена обернулась, и робко кивнула: «Да».

— Пойдем, — тихо и твердо сказала женщина. Она была немолодая, невысокая и худенькая, одетая в не новую, но добротную мутоновую шубу, мех не был усталым, уж в этом Алена, как дочь охотника, разбиралась неплохо, видно, женщина не носила шубу всю зиму, не снимая, были у нее и другие вещи; голова женщины была окутана теплым пуховым платком, платок был хороший, доро — гой, но темный его цвет не красил женщину, придавая землистый оттенок белой тонкой коже.

— Пойдем, — повторила женщина и пошла, словно бы и не сомневаясь, что Алена тут же пойдет за ней следом, и Алена и пошла, не успев ни обрадоваться, ни удивиться, лишь думая: далеко ли? Хотела спросить и тут же подумала, что спросить сначала нужно, сколько женщина хочет за квартиру и можно ли будет рассчитаться потом, потому что не хочет Алена пугать маму телеграммой, а хочет спокойно и обстоятельно объяснить ей все в письме. Алена от волнения глотнула морозный воздух, но вопрос задать не успела; как будто слыша ее мысли, женщина все так же тихо заговорила сама:

— Идем. О деньгах не беспокойся. Здесь я живу, на бульваре. Рядышком. До института своего за десять минут добежишь. — Она остановилась и, Алену придержав за рукав, подождала, пока две легковушки, медленно скользя по обледенелому асфальту, проехали перед ними, и, для верности, еще раз глянув налево, пошла вперед, и Алена удивилась: широкий бульвар с сере — бристыми шапками высоких мощных деревьев шел параллельно главной улице города, и сквозь снег сплошь проступали контуры клумб, и нетрудно было представить, как красив, тенист и уютен бульвар в летний день, а Алена, прожив в городе больше двух лет, даже не знала о нем. Главный проспект, на котором стояли и институт, и общежитие, шел мимо трех театров, мимо художественного музея, мимо двух кинотеатров и филармонии к научной библиотеке, он шел мимо центрального универмаге и Дома книги и спускался долгой лестницей к Амуру — прибрежному парку, стадиону и городскому пляжу — и вмещал в себя все, что составляло городскую жизнь Алены.

— Вот в этом доме, угловом, я и живу. И ты со мной поживешь. Денег с тебя я много не спрошу, не волнуйся. На еду только. Талоны твои отоварим, если сумеем. И будешь со мной и обедать, и завтракать. Нечего по столовым бегать, небось, экономишь на еде? Потом начнутся болячки, поздно будет гадать, почему да отчего, а тебе еще детишек рожать, — она вновь вздохнула, — даст Бог. И мне — одной тарелкой супа больше сварить, одной меньше — какая разница. Да и так все время еда остается, привыкла я помногу готовить...

Женщина все говорила и говорила, негромко, глядя то на дорогу, то себе под ноги,