Нос

некрасиво. Хочется сказать: «Давайте я занесу сумку наверх», но страшно. Вдруг она подумает, что у меня плохие намерения.

Я жду, что она первая что-нибудь предложит. Странно, но она тоже чувствует себя неловко. Останавливается в нерешительности, оборачивается, я улыбаюсь как дурак, топчусь перед ней на одном месте.

— Если хотите, занесу вам сумку наверх. Но можно и здесь пожелать друг другу хорошего дня, — произношу твёрдо и уверенно, будто всю жизнь тренировался.

— Занесите, пожалуйста, — она расцветает в изумительной улыбке, усмехается.

Нос гордо расправляет крылья, пухлые губки широко раскрываются, обнажая белоснежный ряд зубов, на щёчках появляются ровные складочки. Карие глаза сверкают очарованием.

Мы заходим в подъезд, поднимаемся по лестнице к лифту. Я наконец скидываю чёрного монстра со спины. Рука затекла, тру красные вмятины, переминаясь с ноги на ногу.

Девушка напряжённо молчит, я тоже не умею разбавлять атмосферу — так я волнуюсь в присутствии прекрасной дамы. В других случаях уже бы давно пошутил или рассказал что-нибудь, а тут — как язык проглотил.

— Вы мне очень помогли. Благодарю Вас, — официальным тоном произносит она. Явно стесняется выражать благодарность простыми словами. Сдерживается, чтобы не выдать чувств.

— Да не за что, — я расшаркиваюсь, обдумывая: покинуть её с сумкой в лифте или подняться наверх?

Она заходит в лифт первая, я забрасываю сумку и сам захожу внутрь. Только теперь в лифте разница между нами в росте становится ощутимой. Я почти упираюсь головой в потолок, она почти дышит мне в грудь. Смущённо улыбаемся, я отворачиваюсь к панели с кнопками. Едем на девятый этаж.

— Хорошо, что лифт работает, — единственная разумная мысль за сегодняшний день, которая выбивается из-под густого облака стеснения в присутствии греческой богини.

— Да, лифт у нас всегда работает, — подхватывает она.

Выходим из лифта.

— Ну что ж, — произношу с некоторой долей грусти. — Тогда я вас здесь оставлю.

— Спасибо ещё раз, — она напряжена, думает о чём-то, возится с ключами в сумке. — Может быть... — волнуется, голос дрожит. — Вы не сильно торопитесь? — последнее слово она произносит так неуверенно и тихо, что я сам засомневался: может, я действительно тороплюсь?

Меня ломает. Если я сейчас соглашусь зайти, то что она подумает обо мне? Что я проделал весь этот путь, чтобы познакомиться с ней? Чтобы мы зашли так далеко?

— Да нет, не очень, — отвечаю так же неуверенно.

— Хотите чаю с вареньем? — она улыбается.

Улыбаюсь в ответ:

— Я даже не знаю, а как вас зовут?

— Алла.

— Я — Рома. А варенье какое? — улыбаюсь ещё шире. Я готов на любое варенье: из красного чили, из зелёного горошка, из чёрных баклажанов.

— Малиновое, — она хихикает. Нос оживает: морщится, расходится крыльями.

— Малиновое — моё любимое, — отвечаю, сдерживая возбуждённый вздох. Голова идёт кругом, дыхание сбивается.

Меня пригласили на чай!

Она открывает дверь, проходим по коридорчику уставленному коробками, подходим к двери, красиво обитой дермантином.

В квартире никого нет, этот факт приводит меня в ещё больший ступор. Старый шкафчик на четырёх ножках расположился под такой же старомодной вешалкой. Потрёпанные замызганные обои