Судьба

Алены, потому что именно она, Алена, и сумеет помочь ему — и отчаянно заговорила: «Ты знаешь...» — голос ее заглушил отвратительный дребезг: под самым окном по тротуару проехал и, должно быть, резко затормозил грузовик, груженный какими-то жестянками.

Егор рванулся из-за стола и едва не отшвырнул стул к стене, но споткнулся об изумленный взгляд Алены и упал на стул, закрыв руками вдруг ставшее белым смуглое, словно загоревшее лицо; и тишина в комнате, подчеркнутая мерным ходом часов... Нутром почуяв, что нельзя сейчас Егора трогать ни рукой, ни словом, Алена осторожно встала со стула и, стараясь не скрипнуть половицей, вышла из комнаты.

В книжном было людно. Лавируя между покупателями Алена едва не ткнулась лицом в грудь Фаины Прокофьевны — Савицкая была женщина рослая, статная.

Алена остановилась, ощущая лицом испарину чужой промерзшей шубы, и от неожиданности вместо приветствия, как Будда, замотала головой. Фаина Прокофьевна, словно только за тем и пришла в магазин, чтобы встретить Алену, едва кивнула в ответ на приветствие и спросила сердито и с раздражением:

— Вы уже выбрали тему курсовой?

— Да, — удивилась Алена. Список тем лежал на кафедре, каждый вписывал фамилию в одной из свободных строчек, и их выбором никто никогда не интересовался, было лишь одно обязательное условие: не дублировать тему.

— Какую? — спросила Фаина Прокофьевна таким тоном, будто Алена призналась в непристойном поступке и возникла необходимость уточнить меру его непристойности. Старшекурсницы давно уже объяснили Алене, что раздраженный тон при разговоре со студентом — признак симпатии со стороны Савицкой, и чем недоброжелательней она разговаривает, тем лучше ее отношение; с теми, кто ей совершенно неинтересен или неприятен, Фаина Прокофьевна картинно любезна: в ответ на приветствие молча поднимает голову — отсутствующий взгляд, рот на миг до предела растягивается, изображая любезную улыбку, и тут же лицо отворачивается от вас. Алена видела однажды улыбку Савицкой в ответ на чье-то «здрасте» — жуткое зрелище, как будто вместо лица гипсовая маска с ярко намалеванными губами, и все-таки трудно привыкнуть, что с тобой ни за что ни про что разговаривают, едва сдерживая отвращение.

— Вийона, — ответила Алена, и лицо Савицкой исказилось, словно отвращение к Алене помножилось на отвращение к Вийону.

— Вы никак не можете без... — Фаина Прокофьевна на миг запнулась, подыскивая подходящее определение, — выкрутас? Возьмите английскую литературу.

— Но там нет свободных тем.

— Неважно.

— Но я не знаю английский. А я хочу прочитать стихи в подлиннике. Послушать, как они звучат у поэта, какая у него рифма, метр... какая у него музыка! — Алена искала объяснение своему выбору, о котором до встречи с Савицкой не задумывалась, она просто хотела не прозу, а поэзию, и чтоб можно было прочитать в оригинале хоть пару строф, и выбирать ей пришлось из того скудного перечня, что остался не расхватанным до нее более расторопными студентами. К тому же ей нравилось: «От жажды умираю над ручьем, смеюсь сквозь слезы и тружусь играя... я сомневаюсь в явном, верю в чудо...