каким Савельичем не свяжешься. Забудешь о Лине раз и навсегда...
Витька слушал его — и думал о том, что перед ним самый страшный колдун во всем Союзе, а может быть, и во всем мире, — а он, Витька, почти не боится его. Он отлично понимал: если гора приперлась к Магомету — значит, гора здорово трусит...
— ... Сейчас ты уснешь. Не вечным сном, не бойся пока, обыкновенным. А когда проснешься — забудешь все, что есть в твоей голове лишнего и вредного для меня. Забудешь все, кроме меня — и того, что я твой властелин, а ты мой раб. На колени, раб!
Неведомая сила толкнула Витьку под ноги, и тот упал на колени, корчась и пытаясь подняться.
— Вот так-то лучше. Лижи мне туфли!
Витька подполз к нему и стал вылизывать его туфли, перепачкавшись ваксой.
— Еще лучше. А теперь спи, мой верный раб. Сладких тебе снов!
Витькино тело, скованное судорогой, вдруг обмякло, голова отяжелела, и сквозь окутавший его туман Витька слышал язвительный хохот, удаляющийся в никуда.
Засыпая на полу, Витька успел подумать: «И даже почти никакого колдовства. Обыкновенный гипноз...»
... Открыв глаза, он не столько увидел, сколько ощутил перламутровое мерцание, осветившее комнату.
— Здравствуй, Витя, — услышал он знакомый голос. И похолодел... — Лина?..
• • •
Голос был тот же, но и немного другой. В нем появилась скрытая сила и гулкость, будто они находились в пещере или в храме.
И сама Лина изменилась. Витька узнал бы ее в любом облике, — но она была совсем не такой, какой жила в его памяти. Или, может, память исказила ее облик?
Не было больше озорной и романтичной школьницы, любительницы парусников и путешествий. Не было и глазастой девочки-ангела...
Перед Витькой стояла высокая, статная, ослепительная колдунья в белой мерцающей одежде, с глазами, пронзительно властными и лучистыми, как луна в зените.
Ее дымчатые волосы струились почти до колен, сверкая и переливаясь белыми искрами. Она была прекрасна невозможной, небывалой красотой и силой, которую нельзя ни c чем сравнить и описать. Луна, светившая в окно, освещала ее лучом, полыхавшим за ней, как шлейф или фата. На лбу ее мерцала серебряная диадема. Кончик обрубка ее руки был покрыт серебром и мерцал тонкими искрами-молниями.
Рядом с Линой, у здоровой ее руки светилась и полыхала странная фигурка, маленькая и расплывчатая, как облако, прикрывшее луну.
Витька смотрел на них снизу вверх, сидя на полу и раскрыв рот.
— ... Мое имя теперь Эйя. Но для тебя я хочу всегда оставаться Линой... Что, не думал увидеть меня ТАКОЙ?
Не в силах произнести ни слова, Витька поднялся на негнущиеся ноги, глядя на нее.
— Я изменилась, я знаю. Я долго выбирала, в каком облике показаться тебе. Я угадала с выбором?
Витька понял, что вопрос означал «я тебе нравлюсь?»
— Ты ТАКАЯ, Лин... Ты ОЧЕНЬ красивая! Я... я даже не могу сказать тебе... Это в самом деле ты? — хрипло спросил он, боясь шевельнуться. — Ну а кто же еще? Я подросла, да?