Взгляд Волка. Часть 4

от времени повторял будто сам себе: «Так, так-так... «.

— Да, чего-то, что показалось вам необычным, — кивнул капитан.

— Ну, я же рассказала вам про огоньки, — ответила девушка.

— А кроме огоньков? — не унимался Сивко. — Может, звук какой?

— Слушай, Алексей Петрович, — вдруг заговорил дед, — ну чё ты к девке пристал? — Трофимыч посмотрел на капитана поверх очков, дужки которых были скреплены на затылке резинкой. — Уж на сто раз тебе всё рассказала.

— Трофимыч, работа такая, — вздохнул Сивко и, обращаясь к Маше, вновь добавил: — Так что, не было звуков?

— Да, был звук, — она оживилась и даже встала из-за стола, за которым сидела, — точно был! Дыхание...

— Дыхание? — капитан, казалось не ожидал такого ответа.

— Ну да... кто-то дышал так... тяжело... Словно запыхался, — Маша приложила ладони к загоревшимся вдруг щекам.

Её бросило в жар от нахлынувших воспоминаний. Она снова ощутила себя бегущей по ночной лесной дороге.

— Человек? — уточнил Сивко.

— Нет, — Маша покачала головой и сразу же засомневалась: — Хотя... Может... Не знаю.

— Можно? — двери распахнулись, впуская морозный воздух, и на пороге возникла крепкая фигура Георгия.

В унтах и меховой куртке он казался ещё выше ростом и шире в плечах. На бороде и усах поблёскивали снежинки.

— Разговор есть, Алексей Петрович, — обратился он к участковому, но бросил быстрый взгляд на Машу.

Та опустила голову, стараясь не смотреть в карие пронзительные глаза своего спасителя. Уже знакомое тепло волной окатило с ног до головы, жарким румянцем прорастая на щеках. Вчера она заснула. И совсем не помнит ничего. Утром проснулась в своей кровати. Наверное, это он уложил её. И в чай, наверняка, что-то положил. Ну Леший же должен знать какую-нибудь сон-траву. Фу, ты! Опять её на сказки потянуло! Мария устыдилась своих мыслей. Вот почему с ней всегда так — при виде Георгия она глупеет? И ничего не может поделать с тем, что её отчаянно тянет к нему. Любовь? Неужели она влюбилась? Ей всегда казалось, что если она полюбит, то это будет как-то необыкновенно радостно и светло. А сейчас радости не было. Ни капли. Волнение, желание и... стыд. Вернее, дурацкое, какое-то даже детское смущение, когда всё в себе кажется неловким. Хочешь сделать лучше, а выходит наперекосяк. И руки кажутся лишними.

— О, на ловца и зверь бежит, — воскликнул капитан, — покажешь нам с Марией то место, где ты нашёл её?

— Но я не... — Маша хотела отказаться, ей совсем не хотелось вернуться на то жуткое место.

Однако участковый перебил её:

— Нужно, Мария, нужно. Вы — единственный свидетель, видевший преступника.

— Давай, давай, внучка, поезжай, — вмешался дед, отложив, наконец, газету, — раскрой глаза нашему Холмсу, — он усмехнулся, — может, поймёт, что девка просто испугалась и от страху в овраг свалилась.

Участковый с Георгием вышли на улицу, а Мария замешкалась, одеваясь. В сенцах она, едва взявшись за ручку двери, остановилась.

— Я прекрасно знаю, что ты мне скажешь, — до Маши долетел голос участкового. — Вот правда, я уже сам начинаю жалеть, что пригласил