День воссоединения

раз говорил ей лично, но при этом не позволял себе припадать к ним, считая это за слабость.

— Ну... посмотри... — сказала она как-то робко. Кажется, это и для нее было в диковинку.

Я взял в ладони ее левую ступню, ощущая позабытую мягкость и свежесть ее кожи. Поверхность ступни была прохладной, а подошва, напротив, теплой. Прожилки сосудов и вен на ее коже были видны только в близи, но я не обращал на это внимание.

Я стал разминать ее ступню в руках, но кожица никак не сохраняла тепло моих рук, и я, опустившись еще ниже, поцеловал ее. Наташа сперва как-то вздрогнула, ее ножка напряглась, чуть не выскочив из моих ладоней рыбкой...

Я уже допустил было мысль, что сейчас она поднимет шум, требуя подняться и прекратить свои действия, и опасливо прикрыл глаза, но прошло несколько секунд, но негативной реакции не последовало.

Вместо этого был неподдельный интерес к тому, что произойдет дальше, и я вновь потянулся губами к ее ножкам.

Я стал выцеловывать ее ступни, и каждый пальчик на них, отчего кожа порозовела и стала отдавать теплом навстречу мне.

От такого эффекта я и сам воспылал, и словно бы желая продлить и сохранить это мгновение, я стал гладить, ласкать, нежить в ладонях ногу любимой женщины, все активней покрывая ее ступню дыханием и поцелуями от маленьких пальчиков почти до пяточки...

Наталья прибалдела, а я стелился у ее ног, и мне уже было все равно, что она могла обо мне подумать. Поддавшись слабости, я уже не мог сдать назад.

Я перевернулся на спину, и взяв в руки обе ее ноги, поставил ступнями на лицо. Ее ножки были практически невесомы, и я не ощущал тяжести, когда ее пяточки уперлись мне в лоб, а носочки придавили подбородок.

Я почувствовал напряжение в паху — член не мог выйти из брюк самостоятельно, но просился наружу.

Не знаю, отчего я так возбудился, и ведь мы никогда не позволяли себе подобных экспериментов! Даже когда нас обуревала страсть в более юные годы...

Я приоткрыл рот, и ее носочек провалился в образованную полость.

Я тупо лежал на полу, держа во рту носочек любимой женщины и не смел пошевелиться даже тогда, когда он стал проникать мне глубже в рот, стесняя дыхание.

Но наверное, Наташа поняла, что мне не удобно, и вынула ногу из моего рта, позволяя, впрочем, лизать ее пятку.

Я должен был признаться себе самому, что не заслуживал большего. Наташка столько делала для меня, для семьи, для быта, а я предпочитал дринкать «белую», позабыв обо всех благах.

Я приоткрыл глаза. Наташа чуть наклонилась, глядя на меня.

Я готов был уже принести ей свои извинения и просить ее о прощении, но она опередила меня.

— Почему ты мне раньше такого не делал? — голос ее был ровный, а улыбка чистой.

— Прошу, дай мне шанс... — я проглотил остатки слов, меняя их другими. — делать это для тебя чаще!

Это пришлось ей по душе, и Наташа поднялась, вытянувшись передо