порядке?» — вложив в свой вопрос по крайней мере два: во-первых, простит ли она его когда-нибудь за предательство, и во-вторых, есть ли у него хоть малейшая надежда на дальнейшие отношения?
— Все нормально, — ответила дочка с бездной безразличия к происшедшему и легким состраданием к нему, мучаемому угрызениями совести бедняжке.
«Неужели, это никак ее не задело? — подумал папа. — Такого просто не может быть!»
Дочка и папа вышли из огромных ворот монастыря.
— Ты бы хотела уйти в монастырь? — с усмешкой спросил он у своей привлекательной спутницы.
— Не знаю, если только в мужской, — мило скорчила свою гримаску Дочка.
— Ха-ха. Нет, я говорю о женском.
— Не знаю, — задумалась дочка. — А потом из монастыря уйти можно?
— Конечно, это же не тюрьма.
— Ну тогда, если ненадолго... исправить свои грехи и потом обратно.
— Хитрая! Дело в том, что, когда тебе отпускают грехи, предполагается, что ты не будешь совершать их вновь. Мало того, ты должна перед Богом искренне в них раскаяться и обещать больше не нарушать его заповедей.
— А ты сам в Бога веришь?
— Нет, хотя и знаю, что он есть.
— Почему же ты нарушаешь его заповеди?
— Какие?
— Ну, не прелюбодействовать, например. Как там: «Не возжелай жены ближнего своего».
— Вот именно «ближнего»! — Попытался слукавить папа. — О жене «дальнего» ведь не сказано ни слова. Кстати женщинам, кроме того, что она должна убояться своего мужа, вообще ничего не заповедано.
— Ты хочешь сказать, если у меня нет мужа, я безгрешна?
— Да ты просто ангел, достаточно на тебя взглянуть. Кстати, интересно, как у тебя это происходит. Предположим, ты видишь мужчину, получаешь сексуальный импульс, и все — у тебя сразу возникает потребность овладеть им?
— Ну, что-то вроде того.
Папа вспомнил оценивающий взгляд дочки, при их первой встрече и понял, что стал очередной галочкой в списке дочкиных побед. С одной стороны, ему было приятно, что он сексуально привлекателен для женщин, а с другой, не каждому понравится быть одним из, а не единственным и неповторимым.
— Почему ты изменяешь? — спросил он дочку со смешанным чувством ревности и любопытства. — Что это, потребность твоего тела или стремление к эмоциональному контакту?
— Думаю, и то, и это, — совершенно искренне ответила дочка, и направилась к выходу из монастыря. И папа больше не стал ее мучить своими расспросами. ачинало вечереть. Они сели в машину и не торопясь поехали по вечернему городу. Внезапно дочка тихо охнула и схватилась за свой живот, светлой полоской блестевшим между короткой кофточкой и юбкой.
— Что с тобою? — обеспокоено спросил папа.
— Нет, ничего, уже отпустило, — дочка откинулась в кресле и закрыв глаза на несколько минут замолчала.
«Несчастное дитя», — подумал про себя папа. Он вспомнил слова американца о состоянии здоровья дочки. В шестилетнем возрасте ей делали прививку и грязной иглой случайно занесли вирус гепатита. Теперь ее печень была обречена. Ее разрушение — это только вопрос времени. При этом, дочке абсолютно нельзя пить, и что она просто обожала делать.
—