Мой Крым

лапы лягушки, и с резиновыми ремешками, вместо пяток: безразмерные. Это были самые дешевые ласты, которые я нашел в спортивном магазине в Москве.

Взявший не свое, тут же получил протестующий вопль с противоположной стороны, и, естественно, вернул взятое, со всеми возможными извинениями. Мы — познакомились. Я сказал, что — из Москвы, и живу с дядькой в палатках, вот там. И показал на наши палатки рукой. Тему, где живет она, девчонка мастерски обошла, да и потом обходила, столь же мастерски.

Мы с ней стали плавать вместе. Она обходилась со мной слегка покровительственно, как умудренный опытом профессионал обходится с новичком. Вполне заслуженно, собственно.

Плавала и ныряла она — божественно. Уж, на что я считал себя неплохим пловцом (я полтора года занимался плаванием: у меня был даже какой-то разряд), но — она... Она — будто родилась в воде: творила, что хотела. Я думаю, она легко могла бы доплыть и до Турции.

Так, вот. Часа через два, когда мы изрядно уже нанырялись, и вылезли на свой уступ отдохнуть и погреться, она протянула мне узкую, крепкую ладошку, и представилась: «Нина». Сказала, что закончила тоже восьмой класс, и теперь собирается поступать или в «Мореходку», или — на водолаза. Из чего, я сделал вывод, что в последующие лет... дцать она будет мыть посуду в каком-нибудь прибрежном кафе. Ей, я этого, понятное дело, — не сказал.

Вместо этого, я сказал: «Какая же ты — Нина, если ты — Ассоль». Она насторожилась: «Какая-такая — Ассоль?!». Тогда я рассказал ей про Крымского писателя Грина, про «Алые паруса», и про девушку Ассоль, которая ждала своего принца на алых парусах, пока — не дождалась. «Возьми в библиотеке, почитай! Отличная же книжка!»

... На следующий день она была — с книгой. Изрядно потрепанной, надо сказать.

Книжка ее захватила и унесла. Она даже плавала со мной только изредка: лежала на моем полотенце и читала. Запоем. Часам к трем дня — прочитала. После этого, ее отношение ко мне резко изменилось: она уже не вела себя покровительственно, а скорее, — с уважением: даже, когда объясняла, как лучше добыть какое-либо рыбо-ракообразное, в ее голосе появлялись слегка извиняющиеся нотки.

... Позже, она прочитала все, по-моему, что написал Грин: все так же брала их в библиотеке. Даже в Новом Свете нашла (представляете, там была библиотека?!), какую-то книжку, которую не нашла в Судаке...

Часа в четыре, я пригласил ее к нам: обедать. Видно было со скалы, что дядька что-то там колдует над котелком. Она просто согласилась.

Когда мы подошли к нашим палаткам, дядька, держа в одной руке, ложку, привязанную к длинной палке: ей мы мешали в котелке, сказал: «МОлоджь! Пожалуйте трескать гречку!». Я же сказал: «Знакомься, это — Ассоль. ««Ассоль?» — перепросил он. Посмотрел на нее оценивающе, и сказал: «Ну, пожалуй, — Ассоль!». Потом немного подумал, и еще сказал: «Ну, парень, ты — попал... «... Что он тогда имел ввиду, я до сих пор не знаю...

... Надо сказать, что тогда, в те дремучие годы, по всему Крыму, на набережных