Мой Крым

пещерку, в которой мы ночевали в первый раз: там не было ни души, и там мы предавались разврату. Она совершенно меня не стеснялась, резвилась передо мной, в чем мать родила, и я ее хорошо рассмотрел. Невысокого роста, она имела фигуру Олимпийской чемпионки по плаванию: широкие, почти мужские плечи, объемная грудная клетка, узкий, довольно, таз, и крепкие, длинные, будто сделанные из темного самшита ноги. Живот был настолько впалым, что трусики купальника, вися на косточках таза, оставляли с животом весьма ощутимую щель, в сантиметр, примерно. Раньше, пока у нас не было таких близких отношений, я часто пытался заглянуть в это пространство. Безуспешно, впрочем: там было совершенно темно.

Грудь у нее была, что-нибудь, между первым и вторым размером, скорее — ближе к первому. Полушария груди были, практически, круглыми: они нисколько не провисали — настолько крепкими были у нее грудные мышцы. Довольно крупные ореолы сосков имели темно-бежевый цвет, слегка в детскую, такую, розовизну, а сами соски, выпирая несильно над ореолами, почти не увеличивались при возбуждении, даже если их было — потрогать. Наружные половые губки, тоже имели слегка розовый оттенок, хотя были и несколько темнее окружающей кожи.

Странно, что у нее не было ОЧЕНЬ явной линии загара: вот — над купальником, а вот — под ним. Линия эта была какой-то смазанной, нечеткой. Видимо, из-за постоянного плавания и вылезания на гору, купальник ее все время слегка перемещался по телу, от чего и создавался такой эффект.

В первую нашу ночь мы, наверное, совсем, не засыпали: не могли насладиться друг другом.

Интересно, что полноценный акт, с проникновением, был ею запрещен категорически: она твердо собиралась подарить свою девственность мужу. При этом ей этого проникновения, явно, очень хотелось: она например, садилась на меня сверху, вставляла, что надо и куда надо — только неглубоко — и терлась и прыгала сверху, получая несравненное удовольствие. Если же я, если позволял себе (хоть чуть-чуть!) посильнее нажать, усилить давление — немедленно бывал выгнат чуть ли ни пинками, и какое-то время она лежала, надувшись, обиженная.

Жаль, мы тогда ничего не знали про анал! А то бы — непременно попробовали. Но, за незнанием, занимались мы исключительно оральным сексом...

После пограничников мы отрубились... Дядька из своей палатки к ним тоже не вышел, так что я решил, что девушка осталась у него.

Тут, в первый раз, я заметил у своей Ассоль странное свойство: никакие служивые люди — от пограничников, до кондукторов в автобусах — ее нАпрочь не видели. То есть, смотрели на нее, как на пустое место. У всех проверяли документы, или билеты, там. У нее — никогда! Вот и тут — я протягиваю свою метрику сержанту, а она — уже сладко посапывает.

И еще... Я ни разу не видел ее обутой! Она всегда была — босиком. И это ей очень подходило, надо сказать...

Разбудил нас утром дядька: сначала пихнул меня ногой снаружи в ступню, как делал всегда, а потом залез в палатку, когда догадался, что ступней там, отнюдь, не две. Посмотрев на