двух раз. Здесь не было неразумных животных. Все пленники зоопарка обладали разумом. Им не нужно было вырабатывать рефлекс. Но горделивая упрямица не оставила своих попыток. Она вновь и вновь пыталась пасть в мои объятия, как бы прося защиты. Я не знал, что мне делать. Просто стоял и наблюдал за её тщетными попытками. Но хозяева лишили сжалиться над упрямицей. Мы обнялись. Нежные лапки Кайолин гладили мою спину, я же взял в свою руку её хвостик и проводил ладонью по нему сверху вниз. Девушка вжалась своей мордочкой в моё плечо и нежно постанывала: «Муа-а, му-а, мяу-у-у, му-р-р-р». Мы стояли обнявшись, не замечая ничего вокруг, и нам не было ни до кого дела. Я закрыл глаза и поплыл на волнах удовольствия от ощущения её тела, слившегося с моим.
Прогулка закончилась. Платформа унесла всех назад в камеры, но нас не принуждали покинуть сад. Напротив, хозяевам было интересно понаблюдать за любовью представителей двух разных рас. Они показали нам стилизованные картинки. Будто тени от свечки на стене. На них фигурка человечка стоявшего боком с палкой между ног, втыкала её в ушастую фигурку кошки. Куда уж понятней?
— Ты сделаешь это? — хитро улыбаясь, спросила меня моя кошечка, — я знаю ты очень стеснительный.
— Сделаю, — сказал я, — если ты этого тоже хочешь.
— Хочу ли я? — спросила Кайолин. — Ах, мой любимый! Я желаю этого очень сильно, так сильно, что мне плевать, что кто-то наблюдает за мной. Раздень меня ласково и нежно, мой Юрочка.
Моя кошечка была слишком не последовательна в своих действиях. То она просила меня скрывать от наших хозяев, то разговаривала на моём языке без боязни. Впрочем, может она хотела скрыть свою особенность умения передавать и принимать мысли. Мне надоело раздумывать. Я стал нежно и бережно раздевать свою любовь. Её хвост зажил своей особенной жизнью. Будто он был отдельным живым существом. Он то вращался, то трепетно подёргивался, иногда замирая, приняв несуразные формы в виде полукольца, или штопора для открывания бутылок. Моя девочка была ниже меня почти на голову и мне прекрасно были видны его танцы, пока я снимал с неё подобие блузки. Мне подумалось — имей я хвост, он бы точно так же танцевал. Мне даже стало жалко, что у меня его нет. Мне не хотелось, чтобы моя кошечка была похожа на меня. Мне хотелось быть похожим на неё. Нежно целуя её глазки, ушки и носик, я тёрся своим лицом о её золотистую шерсть, продвигаясь к оголённой груди. Как оказалось, её мех тоже мог жить своей собственной, особенной жизнью. Стоило мне замереть, едва касаясь его щекой, как он стал меня ласково поглаживать то сверху вниз, то из стороны в сторону. Это было не передаваемое ощущение. И если бы мне не хотелось поскорее почувствовать своими губами медвяный вкус её сосков, то так бы и стоял наслаждаясь.
— Мой любимый, — сказала женщина-кошка у меня в мозгу, —