По московскому времени

В его машине играло радио. Катерина протиснулась на переднее сиденье, при этом юбка неловко завернулась.

— Сколько платишь, — угрожающе спросил он.

— Двадцать, — Катерина цену знала.

— Поехали, — смилостивился парень за рулем.

Замелькали дома, трамвайные остановки. Серость, грязь, Катерина и сама была себе противна — располнела, юбка трещит, куртка старая. А он сидит за рулем — такой спортивный, в синем свитере, с сигаретой. И почему такой шикарный за извоз взялся?

— Можно закурить? — осмелела Катерина.

Он дернул головой, надо было понимать, что можно.

Катерина вытащила сигареты из сумки, прикурила, затянулась и чуть-чуть приоткрыла окно.

— Закрой, холодно, — тут же отреагировал он.

Катерине пришлось выдыхать дым в салон, она и сама этого не любила, хотя курила давно и страстно.

— Тебе лет сколько? — внезапно поинтересовался он.

— Двадцать пять, — ответила Катерина.

— Чего ж ты в двадцать пять лет такая тумбочка?

Катерина растерялась. В душе она и сама себя так называла и корила постоянно, но когда чужой человек...

— А что это вы мне тыкаете! — возмутилась она.

— Да ладно, брось! Знаем мы эту музыку! Тебя небось год уже никто не трахал, вот и разъехалась!

Катерина аж остолбенела.

— Остановите! — единственный достойный ответ, пришедший на ум.

— Сиди! Поехали ко мне!

Вот этого она точно не ожидала! Он даже не смотрел на нее, по-прежнему буравил глазами серую сырость дороги.

— А зачем? — поинтересовалась она.

— Трахаться, — он был лаконичен.

— Так я же тумбочка!

— Я люблю таких. Завожусь!

— А поехали! — Катерина думала на слабо его поймать.

Ничего подобного — он решительно крутанул руль.

— Я близко живу.

Машину он остановил у подъезда обыкновенной хрущобы. Судя по его внешнему виду Катерина скорее предположила бы, что он живет в собственном коттедже на берегу Карибского моря. Даже в кислом ноябре он был загорелый, а губы — обветренные.

Поднялись по лестнице. Он открыл дверь, они вошли в темный коридор.

— Свет включите! — попросила Катерина.

И вдруг почувствовала, как горячие руки поднимают юбку, нетерпеливо подбираются к ее сокровищу. Все сразу пришло на ум — и то, что бритва ее не касалась уже месяца два, и что белье не лучшее и колготки порваны. И вообще, неплохо бы в ванную.

— Можно мне в ванну? — попросилась она.

— Не надо, — его голос с придыханием возбуждал донельзя. — Я хочу взять тебя такой, какая ты есть. Я хочу обнюхать тебя! — а руками пробирается, сдирает колготки и тащит за собой — дальше, в комнату. Стаскивает куртку с нее, свитер, ощупывает полные груди.

— Какие сиськи у тебя! — и сжимает их изо всех сил, а потом разрывает на спине застежку бюстгальтера. Груди вываливаются, беспомощные, бесформенные, с размякшими сосками. Он щиплет соски, крутит пальцами, вдавливает, мнет... Катерина почувствовала, как они напрягаются, грудь приподнимается, слава богу, а то противно смотреть на нее, раскисшую.

— Раздевай меня! — приказывает он.

И Катерина стаскивает с него свитер, расстегивает ремень и тут оказывается, что под джинсами ничего нет, и из застежки тут же выскакивает набухший, налившийся член.

— Соси! Садись на диван и соси!

Катерина садится, широко расставив ноги,