Смотрины

Марина пукнула в гостях, сделала это неприлично громко, протяжно. Дождалась, пока тишина установится между подачей блюд, вилки перестали стучать по тарелкам. Разговор, который до этого вился вокруг цен на мясо, потерял актуальность, утонул в обыденности. И в этот момент Марина выдала наилучший образчик газотворчества. Её с утра мучили газы, она выпускала их предусмотрительно у себя в комнате, в ванной, на улице. Но вот в гостях не сдержалась, выдала тираду перпендикулярных противоречий.

До сих пор газы выходили почти бесшумно. Лишь открытие сфинктера обозначалось тихим «пук», дальше газ шёл затуханием буквы «ш». Запах поднимался богатый и весьма специфичный. Переводя на язык парфюмеров, там были тухлые яйца, взятые за основу, маринованные огурцы, солёная рыбка (как без неё!) и лёгкий налёт бананов с гнильцой. Этакое послевкусие, когда запах уже почти рассосался. Марина тащилась от себя. Как токсикоманка, внюхивалась в букет, растягивала его носиком, будто вино дегустировала. Она бы никогда не призналась, что ей нравятся подобные запахи, кроме того, ей нравились только собственные произведения. Ведь каждый запах — это произведение искусства, неповторимый букет гнилых цветов, уникальным образом подобранный в желудке, сваренный в кишечнике, отстоявшийся в прямой кишке. Девочки без фокусов пукают обыденно. Манная каша, овсяная, салат из огурцов, супчик из капусты дают слабые ароматы, которые и запахом не назовёшь. В тишине застолья Марина выдала богатый глубокий букет, заставивший мировоззрение гостей и хозяев дома пошатнуться. Лишь позже они смогли по достоинству оценить особенности пищеварительной системы девушки, а пока все сидели в ужасе, застыв от неверия, принюхиваясь и присматриваясь к фаворитке.

Первым на заводской гудок откликнулся красавец Иван Дёмин — молодой сын хозяина, сидевший напротив Марины и весь вечер оказывавший ей знаки внимания.

— Ну я вас поздравляю, Ираклий Владимирович, — обратился он к отцу Марины, сидевшему по правую сторону от дочери. — С таким ароматом можно из дома не выходить и вообще всю жизнь не работать и только билетики продавать.

— А что, интересный аромат? — встрепенулся седовласый дедушка Ивана Николай Степанович, сидевший в торце слева.

— Мозговыносящий, сейчас и до вас дойдёт, — Иван многозначительно покачал головой, как человек знающий.

— Действительно, душераздирающий запашок, — подтвердил дедушка через секунду. — А чем вы её кормите?

— Я бы сказала, душещипательный, сентиментальный букет, — отозвалась тётка Ивана, приглашённая по поводу смотрин.

Отец Марины Ираклий Владимирович заливался цветом. Красный, как рак, он готов был провалиться сквозь землю. От стыда затряслись руки, задёргалась правая бровь, засосало под ложечкой.

Марина понуро опустила глаза в стол, накрыла лицо потными ладошками. Всё кончено, не видать ей красавчика Ивана, как своих ушей. Его комплименты, ухаживания за столом, заискивающие улыбки — всё кануло в лету перед лицом одного вонючего взрыва, затмившего обеденный раут.

Хотели открыть окно, но рамы были утеплены. Мама Ивана Клавдия Николаевна хотела было перевести гостей в другую комнату, но там тоже не было места, к тому же царил беспорядок. Оставалось прозябать в вонючем протухшем насквозь обеденном зале. И тут, как