Смотрины

заставить человека пукнуть, если он сам того не хочет.

— А я могу, — упрямо отозвалась Анечка. Она с вызовом обвела гостей строгим укоризненным взглядом.

— Есть только один способ проверить, — Савва Морозов загорелся новой идеей.

Никто уже не думал об обеде, ценах на мясо. Анечку попросили встать на стул возле окна. Клавдия Николаевна звоном столовой ложечки по бокалу призвала гостей к тишине.

— Ну-с, дорогуша, покажи нам всё, на что ты способна, — критично поджав губы, сказала она.

Анечка скривилась, согнулась пополам, слегка присела.

— Я могу, могу, — повторяла она мантру, тужась, настраиваясь на успех.

Но всё, что она смогла из себя выжать, был треск колен, шуршание плисовой юбки.

— Ладно, слезай, — дедушка Николай Степанович обменялся многозначительным взглядом с Саввой Морозовым.

Гости разочарованно вздохнули.

— Марина с трёх лет чеку выдёргивала, — вдруг проснулся от летаргического сна отец Марины Ираклий Владимирович.

— Это как? — воодушевился жених.

— Не правда, — зашипела Марина на отца.

— Очень просто, — Ираклий Владимирович, не стесняясь, приценивался к открывающимся возможностям. — Подходит ко мне в детстве с гранатой, зажатой в кулачке, вытягивает вот так пальчик и просит: «Выдерни, папа, чеку».

— И что? — бизнесмен Морозов, затаив дыхание, следил за движением пальцев Ираклия Владимировича.

— И всё. Дёргаешь, а она «ба-бах», и вся комната в «маринучке».

— Нет, ну это вряд ли возможно, — Савва Морозов недоверчиво переглянулся с гостями.

— Зуб даю, — Ираклий Владимирович неуклюже подмигнул Клавдии Николаевне, которая, похоже, больше всех выражала недоверие, отмахиваясь с улыбочками.

— Тогда просим на стул. Просим! Просим! Правда просим? — Савва Морозов воодушевлённо зааплодировал, призывая гостей присоединиться. Все неловко захлопали, заулыбались.

— Папа, нет, — Марина закрыла красное лицо руками. Пунцовая от стыда, она сидела всё это время молча, сгорая в адском пламени общественного порицания. Когда начались дебаты по поводу запаха, она просто захотела умереть, когда запах получил парфюмерную прописку «маринучка», она решила, что дома первым делом сожжёт всю одежду, чтобы больше никуда не выходить, если не удастся, то соберёт сумку и уйдёт в монастырь. Теперь все гости смотрели на неё с необычным блеском в глазах, ажиотаж, подогреваемый близостью развязки, заставил гостей вновь подскочить из-за стола и выстроиться вокруг стула.

— Просим! Просим! — орала возбуждённая пьяная толпа, хлопая в ладоши.

Ираклий Владимирович вёл Марину за руку. Она едва переставляла ноги, пукать ей не хотелось, сообщение про чеку и гранату повергло её в шок. Ничего подобного она в жизни не делала. И вот родной отец ведёт её на казнь, подсаживает на стул. Общественная порка, клеймо позора, прилипшее к ней за столом, закрепится на плахе. Отец заставляет её согнуться, вытянуть указательный палец.

— Ну-с, кто готов выдернуть чеку? — Ираклий Владимирович обводит немногочисленную толпу гостей восторженным взглядом.

— Давайте я, — вызывается жених. Он больше остальных испытывал влечение интимного порядка к принцессе-вонючке. Сейчас ему предстоит распечатать её запашок, самолично произвести залп из всех орудий, подпалить фитиль и отправить ядро «маринучки» по вражеским редутам.

— Кто готов оплатить места в первом ряду? — Ираклий Владимирович