Гуляй, Вася!

сторонам. Страшнее всего мне казалось быть застигнутым врасплох на месте преступления. Я вслушивался в движение лифта за спиной, ловил эхо шагов на лестнице. Где-то брякнула дверь в подъезде или мне показалось?

«Надо побыстрее напоить эту сцыкуху и свалить», — думал я, скользя по тёмной прихожей, приближаясь к двери зала, где, судя по всему, и сидела на привязи влюбчивая пленница. Я дёрнул ручку, сделал шаг внутрь и обомлел.

Вася, абсолютно голая, сидела на стуле посреди комнаты. Её ноги были неестественно задраны вверх, привязаны к груди и рукам, болтающимся по сторонам. Она была сложена в форме креветки, выставлена напоказ причинным местом, которое заросшей розовой щелью зияло на свету. Густые заросли на лобке и вокруг вагины напомнили о частых нападках Андрюши, о нашей совместной с Васей ночёвке, мохнатых притирочках. Так уж получилось, что бобровый ворс на лобке Васи стал первым ключевым местом на картине, которая медленно разворачивалась извращённой рукой на полях моей памяти.

Я перевёл глаза на Васино опухшее от слёз личико. Она устало плыла взглядом по комнате, улыбалась, словно одурманенная наркотой.

— Прости пожалуйста, — пролепетала она.

Её взгляд скользнул за мою спину. Только теперь со всей неотвратимостью я ощутил холодное дуло пистолета, упирающееся мне в затылок.

— Ну что, пиздёныш, допрыгался? — злорадно прошипел Никифоров.

— Нравится тебе Вася, а? Нравится? — продолжал он будоражить сам себя.

Голова моя пошла кругом, сердце запрыгало в груди. Я готов был рухнуть на колени и расплакаться на месте, молить о пощаде.

«Прошу вас, не лишайте меня жизни!» — стонал бы я.

Я готов был обещать всё, что угодно, лишь бы меня отпустили.

«Никифоров слетел с катушек!» — било в набат отрезвляющее убеждение в пока ещё не дырявой башке.

— Андрей Михайлович, — проблеял я. — Я зашёл, чтобы Василисе Николаевне водички дать попить. Посмотрите у себя на телефоне, пожалуйста, она мне звонила.

— Ишь ты, как запел, — ощетинился майор. — Водички он зашёл попить. Знаю я, какой ты водичкой её поить собрался.

— Между нами ничего не было, уверяю вас. Вася, ну скажи ты ему! — взмолился я.

— Андрюша, ты же обещал никого наказывать, — Вася, хоть и зарёванная, улыбалась ласковым нежным взглядом.

— А я — что? — выпучил глаза Никифоров. — Я — ничего, я только посмотреть. Мне ж интересно, как мою жену трахают. Это ж такое зрелище, невозможно пропустить. Ты не возражаешь? — он сильнее тыкнул меня дулом пистолета.

— Андрей Михайлович, мы не занимались с Васей сексом, пожалуйста отпустите меня, — я вывернул шею, взглядом начал молить о помиловании.

— Что ты всё пиздишь! — взорвался Никифоров. — Не занимался он сексом, а где она ночевала прошлой ночью, а? Она мне всё рассказала про тебя, какой ты у нас резвый в постели. А сперма в презервативе тоже скажешь не твоя?

— Это белок от перепелиного яйца, Вася, ну скажи ты ему! — я сползал с катушек, упираясь в неотвратимую стену неопровержимых доказательств.

— Димочка, лучше не сопротивляйся ему, поверь, так будет лучше, — фанатично пролепетала Вася.

Она впала в раж поклонения,