толстым одеялом и провалилась в приятную полудрёму. Ей виделась она сама, молодая, лет этак двадцати. Будто сидит она на экзамене по истории языка и никак не может перевести текст, написанный на древнем лангобардском языке, но почему-то арабской вязью. Сидит одна в актовом зале, когда как вся группа давно отстрелявшись, ушла дружными рядами в студенческое кафе «Лингва» и квасит там компот из сухофруктов с молочными коржиками по 10 копеек. «Ну, что же Вы, Маревская, не можете выполнить элементарный перевод. Что-то вы совсем, голубушка, ку-ку!» — промолвил явившийся ночным кошмаром профессор Лурье и постучал себя костяшками пальцев по веснушчатому лбу, почему — то в ритме матросского танца «Яблочко». «Тук. Тук. Тук-тук. Тук-тук-тук-тук, тук-тук!» — раздался повторный стук, и Елена проснулась. Стучали в дверь. «Ах ты, старых хрен! Ну, я тебе сейчас устрою ночь любви со следами насилия на лице!» — взвилась с кровати Елена Борисовна, уверенная, что это любострастный шеф ломится к ней среди ночи, и рывком распахнула дверь.
На пороге стоял Саша. Он шагнул к Маревской и молча прижал её к себе. Елена упёрлась кулаками ему в грудь: «Какого!... «Но Александр закрыл ей рот ладонью: «Молчи! Только не надо ничего говорить!» Елена попыталась удержать расползавшуюся по плечам батистовую сорочку, тогда Саша рывком сорвал её и бросил на пол. «Интересные дела!» — успела подумать Елена, когда молодой человек поднял её на руки и понёс к кровати.
Зачарованная стремительным натиском Маревская утратила здравый смысл и всякую волю к сопротивлению. Она обнимала своего партнёра руками и ногами, впивалась в его спину ногтями и совершенно не осознавала глубину своего падения. Ей было хорошо, очень хорошо, как никогда за всю её женскую жизнь. Ей снова было двадцать, и она любила, любила всем сердцем здесь и сейчас этого мальчика. Его нетерпение и страсть будили в ней ответную бурю. Она не стеснялась своего уже не молодого тела, пресловутого целлюлита, на борьбу с которым у неё не было ни желания, ни сил, небезупречной линии живота и слегка округлевшей талии. Всё это было не важно, ведь ей сейчас было двадцать, она выпала из времени и пространства и летела, раскинув руки, в тёплых потоках восходящего воздуха.
Собственно, Маревская не была красавицей в общепринятом смысле этого слова. Она была небольшого роста, её можно было бы назвать коренастой, если бы не ноги. Ноги были хороши! Ровные, с сухими щиколотками и точёными ступнями, которыми она в тайне очень гордилась. Ногти на ногах в любое время года всегда были выкрашены в красный цвет. Не то чтобы она готовилась к встрече с мечтой, нет, она это делала для себя, сама любовалась своими аккуратными плотно пригнанными друг к другу пальчиками и розовыми по-детски гладенькими пяточками. Вот и сейчас, даже в эти роковые минуты она смотрела с удовольствием на свои ритмично подрагивающие над спиной Александра ножки. Кудрявые волосы её разметались по подушке змеями Медузы Горгоны. Эти