Дюрер

почти настиг меня — но поскольку был голый — замешкался, а я успела юркнуть в чудом открывшийся передо мной лифт. Из лифта вышел, насвистывая, здоровый бугай с собакой на поводке, и оценивающие меня оглядев, ухмыльнулся и начал деловито возиться в замке соседней двери, я же быстро нажала кнопку первого этажа, и уже уезжая, слышала, как резко хлопнула дверь квартиры — то ли соседа, то ли моего безумного любовника.

Я не помню, как я бежала по незнакомым дворам, как поймала тачку, и, задыхаясь, прокричала свой адрес, как я пришла домой, отключила телефон, села на диван, и, раскачива-ясь из стороны в сторону, бубнила на разные лады «что же это такое? что же это такое? что же это такое?».

Моя подруга Юля давно предлагала поехать к ее родственникам, но я все отказывалась, по счастью — она позвонила мне перед отъездом — попрощаться, и сильно удивилась, когда я, чуть не плача, стала умолять ее взять меня с собой. На следующий день, я полуживая от пережитых кош-маров, в полночь, я уехала из Москвы в Санкт-Петербург. На две недели.

За две недели в Питере мне стало получше. Происшествие стало ка-заться не столь страшным, я постепенно успокаивалась Так же, как днем не властны ночные страхи, образ Володи бледнел, но все же — мне было не по себе. Дело было не в тех вещах, что я видела в его комнате, де-ло было в том, что было за этими вещами, что наполняло их силой, а меня безграничным ужасом.

Вкратце посвятив подругу, всегда с неодобрением относившуюся к моим астрологическим изыскам, и получив лекцию в стиле: «Я так и знала, что этим закончится!», я решила пойти в церковь.

В небольшой церквушке на окраине Питера, я долго беседовала с молодым батюшкой. Он утешил меня, но велел отказаться от чернокнижия. И предупредил, что сделать это будет непросто.

Я, отстояв службу, и поблагодарив за свое спасение, поехала на Пет-роградскую сторону, где жили родственники моей Юльки. Почти успокоенная, я приехала в Москву, в кон-це августа.Дома меня встретили радостно, стали рассказывать новости, я много говорила о Петербурге, о том, как ездили в Павловск, о том, что в Питере все другое, и, что даже кошки там не такие, как Московские:

Продолжая рассказывать, я подошла к окну, и запнулась — во дворе, облокотившись на решетку, стоял Владимир и смотрел на мои окна. Я, как ужаленная, задернула занавес-ку.

Значит, все продолжается.

Он звонил мне каждый день — я бросала трубку. Он подкарауливал меня на улице, и внезапно хватал за руку, тащил в подворотню, так что сердце мое заходилось от страха и готово было выпрыгнуть и скакать по асфальту. Я отбивалась, царапалась, кусалась, кричала: «Оставь ме-ня!» Он больно выворачивал мне руки прижимал меня к стене, вставляя мне колено между ног, горячо шеп-тал: «Давай поговорим. Куда же ты рвешься? Ты все неправильно поняла. В этом нет ничего плохого.»

Сдавленно спросила: «Ах, ничего плохого? А зачем же ты кук-лу: так?», 

---

---

Вернуться назад