Дюрер

укусила его, вырвалась и убежала. Воспоминание о кукле было самым мучительным. Было столько злости и ненависти в этом осквернении человеческого образа, что я чувствовала приступы физиче-ской боли, вспоминая ее заломленные руки, истерзанное тело и взгляд стеклянных глаз.

«Мы созданы друг для друга. У тебя есть сила, и будем вместе. Я смотрел на Таро — они мне сказали, что мы должны быть вместе, и только с тобой я смогу сделать, то, что я хотел! Ты сможешь делать, то, что никто не умеет, все, что хочешь, всех подчинишь своей воле» и прочий бред. Потом, видя что мысли о мировом господстве меня не увлекают, сменил репертуар: «Я же люблю те-бя. Ты же моя первая женщина — мы навеки связаны. Ты так красива. Твои глаза снятся мне каждую ночь. Я хочу тебя, я тебя желаю. Я знаю, ты притворяешься, но ты тоже обожаешь меня. Я же вижу, тебе нравятся такие, как я!» Это все наговаривалось мне автоответчик, присылалось в письмах, закидывалось мне вместе с камушками в форточку, шепталось, когда ему удавалось меня поймать во дворе.

Исчерпав способы физического воздействия, он принялся за магию, и тут я узнала, что значит поговорка «из огня, да в полымя». Он являлся мне в снах, по большей части, эроти-ческих, он постоянно мерещился мне на улицах, на что я, следуя другому народному совету, постоянно кре-стилась, его лицо вдруг очень четко, возникало в моем сознании, словно в мой мозг вставляли диапозитив с его портретом, и я никак не могла отвязаться от этого, все же, прекрасного образа. У меня были галлюцина-ции его запаха, его голоса — я периодически слышала его голос, зовущий меня по имени; его прикосновений — вдруг кто-то словно клал руку мне на грудь, или я чувствовала, что кто-то коснулся моих волос.

В сентябрьскую ночь накануне моего дня рождения, я проснулась от ощущения сжимающих меня объятий, причем, сила обнимающих меня «рук» постепенно усиливалась, и в какой-то момент, я поняла, что вот-вот я не смогу дышать. Я попыталась крикнуть, но по законам жанра horror movies, из горла вылетел только слабый стон, к счастью — в комнату, вбежала моя любимая собака лайка по прозвищу Амудсен, и громко гавкнула. «Объятия» разжались — я с трудом протянула скованные страшной слабостью пальцы к кнопке при кроватной лампы, загорелся свет. Утром я очнулась, от сильной головной боли. Кроме того, меня било в лихорадке. Матушка, измерила температуру, охнула, вызвала врача.

Доктор, осмотрев меня, словно конферансье, торжественно объявил: «Воспаление внутреннего уха!» И меня госпитализировали.

Я предупредила своих домашних не сообщать мое местонахождение. Лечение мое подходило к концу, почти восстановился слух и уже не так мучили головные боли. Соседки по палате обучали меня вязать, делать мережку и, попытались было, обучить игре в дурака — но после моих приключений карты стали мне крайне неприятны, и я не могла без отвращения смотреть на их сращенные по законам сиамско-близнецовой анатомии, туловища с двумя головами.

В 

---

---

Вернуться назад