Семья

будущее «преступать закон». Неделя в душной переполненной камере, без кондиционера с весёлыми ребятами — это не шутка, особенно для нашего малыша.

Тем не менее, думаю, Марк был не в восторге видеть меня. Он достаточно хорошо меня знает, чтобы предпочесть тюрьму. Но это всего лишь предварительное заключение. Если бы я не оказал ему услугу, забрав заявление, это было бы равнозначно смертному приговору для Марка.

И он, весь грязный, с разбитой рожей, ещё волнуется, что пропустил занятия в колледже. Но я его успокоил, за колледж ему теперь переживать нечего: я сообщил совету учредителей о криминальных наклонностях Тейлора-младшего, и они его немедленно исключили. Брат, по-моему, и так слишком долго тратил своё время и мои деньги на совершенно бесполезную для него деятельность.

Боюсь, я был слишком терпелив и снисходителен. Марк слаб, ему нужно было больше дисциплины и строгости, а я дарил ему только свою любовь. Но на этот раз он перешёл все границы, пора браться за его воспитание всерьёз. Я ещё не решил, какое наказание он получит на этот раз, но намётки у меня есть.

Кстати, нужно позаботиться и о Бонни тоже. Не стал бы дурной пример Марка заразителен для неё. Я делаю для своей семьи всё, что только может сделать любящий муж и брат, но кто это ценит?

Марк:

Я был счастлив снова увидеть брата и Бонни. У бедной Бонни огромный шрам на руке: Карлу нужно было на ком-то отыграться после моего побега. Карл обвинил меня в краже денег, и, наверное, я заслужил это. Я был почти уверен, что меня посадят, но Карл меня спас. Мне жаль Ясмин, я втянул её в свои проблемы. Нам было хорошо вместе, но ей трудно понять меня.

Брат, конечно же, злится на меня; он глубоко оскорблён, и это понятно. Сначала он заставлял меня целовать ему ноги, потом две ночи подряд стоять на коленях перед его кроватью. Это всё, разумеется, ерунда и не искупает моей вины. Потом он повёл меня в подвал, и я увидел большую клетку. Карл посадил меня в неё и прикрепил мои руки наручниками к прутьям. Я оказался сидящим спиной к одной из стенок клетки с поднятыми вверх руками. Карл не разрешил мне снимать одежду, в которой я был в тюрьме, и я оставался в грязных изодранных джинсах и рубашке.

Затем Карл запер клетку и взял в руки какую-то длинную штуку похожую на трезубец. Он сказал:

— Ты сделал то, чему нет прощения, — и всадил этот трезубец мне в спину.

Боль была страшная. Карл повторял эти удары ещё много раз, каждый раз проворачивая рукоятку, когда острия оказывались у меня в пояснице. Я пытался не кричать, зная, что это заводит брата всегда ещё больше, но это было выше моих сил. Мне казалось, что он сейчас вырвет мой позвоночник из спины или что проткнёт тело насквозь. От боли я, казалось, перестал слышать.

Прошло пять минут или целый час до