Семья

взглянула ему в глаза, стараясь уловить выражение.

— Он говорит, что я буду ходить, правда, не сразу. Но, скорее всего, останется сильная хромота. Карл раздробил мне коленную чашечку. Врачи сделали всё, что могли.

Нет, не было в его голосе и глазах горечи или озлобленности. Карл оказался прав: Марк не страшился стать калекой, он, весьма возможно, уже желал этого.

Карл:

Сегодня опять получил письмо от родителей. Как же они мне надоели!

«Дорогие наши мальчики, мы очень скучаем без вас... «.

Как же, скучают они! За всю свою жизнь я видел их не больше трёх лет в совокупности. Им безумно скучно в Париже, Риме или Эмиратах, где бы они ни развлекались в данный момент. Ну и развлекались бы себе и оставили бы нас в покое. Но нет, они считают, что имеют право издали распоряжаться жизнью «своих мальчиков».

Родители... Я носил те вещи, которые они присылали; поступил в тот колледж, на который они указали; я как идиот просиживал вечера у телефона, в надежде, что они вспомнят о «своем мальчике» и хотя бы позвонят.

Но вместо родителей я получал сначала дорогие игрушки, потом дорогие шмотки, спортивную машину, деньги, деньги... Они покупали у меня право не заниматься мной, жить, как им удобно. Ну и чёрт с ними! Больше я не жду их звонка. У меня есть Бонни и Марк.

«Дорогой Карл, будет лучше, если ты перестанешь глупить и разведёшься с этой девицей, которая тебе не ровня». «Дорогой Карл, то, что вы живёте вместе с Марком, конечно, очень трогательно, но мальчику было бы лучше продолжить образование в Европе».

Они хотят у меня отнять последнее, что мне дорого, но это им не удастся. Бонни и Марк мои. Они — моя собственность. Они зависят от меня. Я люблю своих жену и брата, и они всегда будут со мной. Я не допущу, чтобы они оставили меня, или я убью их.

Марк:

Бонни была настолько мила, что притащила мне в больницу Старика Пафа. Здесь скучно. Сколько я помню себя, я всегда находился рядом с братом. Ел с ним, спал, путешествовал. Мы учимся в одном колледже. В клинике я уже неделю, а Карл ещё ни разу ни пришёл.

Нога болит, и если бы не морфий, я бы сошёл с ума. Карл сказал Саймону, что я упал с лестницы, но, по-моему, он не очень-то поверил. Самое неприятное — это неподвижность. Жду, не дождусь того момента, когда я смогу встать. И ещё, когда, наконец, смогу вернуться к своей семье.

Бонни живёт с нами уже полтора года. Когда брат женился на ней, я жутко ревновал. Мне казалось, что я больше не нужен, злился, грубил Карлу, игнорировал Бонни. В общем, это были довольно неприятные дни.

Карл с Бонни каждый вечер закрывались в спальне, а я всю ночь бродил по дому или сидел около двери, откуда доносились вздохи и стоны. После нескольких таких ночей я сломал эту дверь. Карл, конечно же, отлупил меня,