Истории о море. 30-ые беспокойные. Глава 5: Рабыня страсти или до совершеннолетия два года без выезда

Я налил ей, себе, плотно заткнул пробкой бутылку. — Не смог.

— На сладенькое потянуло? — Она взяла стопку, опрокинула.

— Чего? — Я даже поперхнулся. Хотя, она может и права? На сладенькое потянуло? — А если я обижусь?

— Знаешь, — она отвернулась, — кажется, я ревную тебя к ней. Ты так на неё смотришь...

— А как бы ты смотрела на спасённого ребёнка? — Надо гасить это. То, что внутри меня это моё. Даже если меня и потянуло на малолеток.

— Извини. — Она поджала губы. — От долгого сидения тут голова начинает как-то не так себя вести. Вокруг это норма, а... — Она махнула рукой. — Извини, что так подумала.

— У нас в России есть поговорка. Если хочешь проблем купи маленькую свинью.

— Ха! Интересно. — Она откинулась назад, отбросила волосы.

— Я готова. — Она стояла в короткой ночной рубашке, чуть смушаясь.

— Давай, иди наверх, в спальню. Я сейчас приду. Мне надо Рахиль кое-что сказать.

— Хорошо. — Она повернулась, сверкнув красными трусиками через тонкую ткань рубашки.

— У нее месячные. — Рахиль поправила стопку, потянулась к бутылке. — Нужно будет завтра ей купить средства гигиены.

— Вот, ты мне и поможешь. — Я наклонился, поцеловал в губы — нежно, сладко. — А ты для меня моя женщина.

— Я жена другого человека. — Она выдохнула, впилась губами. И отпрянув назад. — Иди. Просто поговори. И возвращайся.

— Хорошо.

В спальне горел ночник, выбивавший из вещей длинные размазанные тени причудливых контуров. Она уже спала, сжавшись в комок, завернувшись в одеяло. Я сел рядом, посмотрел, как она дышит, наклонился к голове. М! Что за чудесный запах! Так бы и отбросил одеяло, обхватил, а дальше — не выпуская и не вынимая! Но я аккуратно поцеловал её в волнистые волосы, собранные в несколько кос, выключил ночник, на цыпочках пошёл к двери.

— Спасибо. — Голос её не прозвучал, проскользнул ласковым ручейком.

— Спи. — Я улыбнулся. — Спи, Елиз. Завтра у нас будет время поговорить.

— Меня мама называла Елиз. — Она неожиданно села, обхватила себя руками, закричала сквозь брызнувшие слёзы. — Мамочка! Моя милая мамочка! — У девочки начался отходняк.

Рахиль влетела в спальню, готовая увидеть совершенно другое. Но кроме бьющейся в истерике на моих руках девочки другого она не увидела. Истерика продлилась довольно долго. Я не давал ей лекарства, как советовала Рахиль, давая девчонке проплакаться, прокричаться. А потом, уложил её, бессильную, обратно в кровать, поправил задравшуюся рубашку, укрыл одеялом. И поцеловал в бархатную щеку. А лекарства пусть европейцы едят пригоршнями, глуша свои чувства, ощущения. У нас, русских, всё натюрель. Даже безумие. Как в моём случае.

Клаус пришёл поздно вечером. Устало упав на высокий табурет, он вытянул ноги в грязных ботинках. Опять гонялся по кустам, саванне за этими бандитами и прочими, что угрожают безопасности компании. Война вползала в страну, втягивая не только местных, но и европейцев, которые вели тут бизнес. А так как он просидел в Африке уже приличное время, то был важным кадром.

— Мне уже сказали. — Он опрокинул стопку, заглотил лимон. Привычки мои 

---

---

Вернуться назад