веретен, — изрекла гостья, — напряди до утра все.
В этот миг незнакомка приблизилась к свету лучины, и девушка застыла от ужаса — на нее смотрело безжизненное лицо все испещренное уколами, как от игл, белесые зрачки глаз не выражали никаких эмоций и казалось не смотрели даже на трепещущую бедняжку. Устиница не могла пошевелиться — такой страх сковал ее. Только когда в оконном проеме показались костлявые руки, она отпрыгнула с жутким криком.
На пол, рассыпаясь в разные стороны, полетели деревянные палочки веретен. Едва жива девушка трясущейся рукой осенила себя многократным крестным знамением.
— Устинка, ты с кем там говоришь? — крикнула проснувшаяся мать, — чего шумишь?
— Да вот, женщина какая-то странная, — едва шевеля губами, вымолвила полуночница, — веретена покидала.
— Ты что же пряла ночью, негодница? — в страхе гикнула женщина, оглядывая пустоту ночи под окном. Там никого не было и, казалось, всё также дремлет тихим сном.
— Так вы же, матушка, сказали до свадьбы все дела переделать, — оправдывалась бедняжка, а мне с утра еще за скотиной управиться и на покос бежать, вот и задерживаюсь по ночам.
— Дура, — не унималась мать, захлопывая ставни — старших не слушаешь вообще, сегодня же пятница, это сама Параскева приходила к тебе.
— Ой-ой, — заголосила с полатей проснувшаяся Маврютка, — она же кожу сдерет живьем, если не напрясть ей сорок веретен.
— Чего такое? Чего шум подняли, сороки, — забухтел потревоженный отец.
— Спи, ирод окаянный, — шикнула мать, — Царица небесная, за что ж нам наказание-то такое. Но ничего, богоматерь в беде не оставит. Собирай веретена, а я молиться за тебя буду. Где ж мы столько пряжи возьмем?
С этими словами она кинулась в угол к иконе. «Царице моя преблагая, Надеждо моя, Богородице... «огласила она избу.
— А с Устинки кожу сдерут, — дразнилась маленькая Фероница, показывая сверху язык.
— Молчи, сопля, — осадила ее Маврютка, — если Параскева-Пятница разгневается, все пропадем. Скотину уморит и болезнь на подворье пошлет.
«помози ми, яко немощну, скорми мя, яко страна... «завывала под образом матушка.
Устиница стояла бледная как смерть, с безумным взглядом сжимала в руке всё то же веретено, совершенно не понимая, что ей предпринять, мысли носились безумным роем. Ее запуганная деревенская душа, полная предрассудков и темных верований не могла найти ответа. Она ждала кары за ее грехи: за работу среди ночи, за рукоблудие, за вожделение к Агею. Вот ведь как оно выходит, когда не чтишь писания святого. И как это именно к ним в деревню заглянула Пятница.
— Но я ведь на самом деле не пряла, — проронила девушка, видимо невольно произнеся вслух одну из своих мыслей.
— Яко да сохраниши мя... Как не пряла? — запнулась мать, — А чего же Параскева тебе веретен накидала?
— Конечно, пряла, — усмехалась Фероница, — вот у нее в руках одно. Пряла, пряла, вот сдерут тебе кожу, будешь знать, как сестер хворостиной гонять.
— Я его просто так взяла, — посмотрев на свой кулак, шептала все также неуверенно девушка, — я, это...
— Рукоблудила опять, — налетела женщина, с размаху зарядив