пощечину нерадивой дочери, — вот ведь кликуша, сколько раз тебя от этой гадости отучать надо. На весь род беду созвала, лихо с тобой.
На полатях сестры прыснули от смеха.
— Но только не поможет это, — причитала мать, — Параскева все одно накажет, раз подумала, что ты пряжу работала. К Захарию бы тебя отправить, он знает, как откупиться, этот демон всем тайным прѝговорам ученый, да только до светла как туда дойти, окаянный же далече живет, а утром уже Пятница за пряжей придет.
— Я дойду, — вспыхнула Устиница, — Божья матерь не даст сгинуть, и молитва мне поможет.
— Не гоже это с колдуном водиться, — заметила Маврютка, спускаясь, чтобы успокоить раскричавшегося Ондрейку, — батюшка говорит, что Захарий с темной силой водится. От Пятницы откупимся, да душу бессмертную погубим колдовскими обрядами.
— Не гоже-то, оно не гоже, да только больше нечего делать, все одно пропадать. Иди, доченька, может дойдешь, крест животворящий на груди защитит тебя, а я за тебя молиться буду. Только не забудь — в глаза волховану смотреть нельзя и не бери от него ничего в руки, ну иди уж.
С этими словами женщина перекрестила дочь и, накинув на нее свой платок, проводила до двери.
Устиница, проскочив через сени, на ходу отворила дверь и бросилась по тропинке, что вела на угорицу, где жил Захарий, мрачный и хмурый бобыль, которому приписывали ведьмачество. Стараясь не оглядываться и не слушать шелест ночи, она бежала и бежала, босая, подгоняемая хлесткими ударами травы и собственным страхом.
2.
Наши дни, г. Червоневск
Я встретил ее в тот самый год, когда моя жизнь так круто изменила свое течение. С женой я разошелся, прежняя любовница меня сама бросила, на работе были сплошные проблемы, и мне срочно нужно было искать новое место жительства, притом, что в кармане как всегда полный ноль. Больше же всего досаждала меня пустота в душе и бесцельность существования.
Мимо простучал колесами очередной трамвай, но я даже не обратил на него внимания, я сидел на остановке, размышлял о будущем, как всегда жалел себя и курил одну за другой сигарету. Удручающая жара, плавящая все вокруг, не по-доброму дополняла мое уныние. Как раз напротив прямо на тротуаре перед входом на территорию Екатерининского храма сидели несколько нищих, мерзкими голосами просящие «Христа ради». Мне подумалось, что жизнь этих людей куда больше обустроена чем моя, они не ищут себя и не мечутся в бесконечных поисках тепла и близкого человека, они просто плывут по течению жизни и неведомая сила поддерживает их, без всякого на то основания.
Ее я заметил сразу. Она шла мимо тех самых нищих, направляясь тихой, скромной походкой в храм. Конечно, она была в серо-синей одежде, которая больше походила на балахон, никаких каблуков, длинная до пят юбка в полоску, какая-то блузка, застегнутая на все пуговицы до шеи, обязательный платок на голове, белый с аляповатыми розовыми узорами. На лице никакой косметики, волосы уложены в тугую косу, все движения, все манеры