Ты накормил их супом Джейн! — я разразился приступом дикого смеха с новой силой — Что было хоть за блюдо Джейн? — я, не унимаясь сквозь смех, спросил ее.
Джейн встав с лежащего меня на свои колени, с заплаканными черными красивыми, но уже злобными глазами, посмотрела на своего, теперь тоже смеющегося до коликов в животе брата и на смеющегося
дергающегося от смеха в судорогах меня. Как на сошедших с ума двух идиотов.
Она, смущенная нашим идиотским над ней смехом, вспыхнув бешенством, ударила меня в грудь обеими руками, сжав свои загорелые маленькие прелестные девичьи пальчики в кулачки. С дикой яростью разгоряченной несправедливой обиды латиноамериканки Джейн крикнула — Дурак! Ты напугал меня дурак! — больно потом шлепнула мне по щеке ладонью своей руки и соскочила на ноги. Она, оттолкнув к бортовым леерным перилам ограждения с дороги Дэниела, крикнула ему в лицо — Ты, тоже дурак! Потом добежав босиком к палубной иллюминаторной надстройке до спуска в трюм к лестнице, подбирая по пути свои потерянные тапочки, еще раз резко повернувшись в слезах, выкрикнула — Какие вы все мужики дураки! — и убежала, рыдая, вниз в свою каюту.
Недоверие и какие-либо по отношению ко мне с ее стороны сомнения были окончательно сняты. Я все понял, Джейн любила меня до полной одури. И это тому было ярким подтверждением.
— «Бедняжка ты моя Джейн! Ты переживала за меня, за нас обоих!» — перестав дико смеяться, подумал я, снимая с себя баллоны акваланга. Я стащил с себя гидрокостюм и отдал его Дэниелу.
— Надо ее утихомирить — сказал Дэниел, тоже успокоившись от дикого неконтролируемого смеха — Она, моя сестра, девица с норовом. Надо сделать так, чтобы суп был вылит не за зря. Долго будет дуться.
— Я уже знаю — ответил я ему и пошел, вниз яхты к каюте Джейн.
Моя обворожительная Джейн
Я был практически целиком голым, босиком и в одних только плавках спускаясь к каюте Джейн. там было тихо. Я постучался в дверь ее
каюты. Дверь была не заперта и открылась. Я вошел осторожно внутрь, переступив через маленький порог ее девичьей каюты. Уставленной встроенной, как и все каюты на яхте шкафами со сдвижными дверками из красного дерева или пластика. У кровати в углу ее каюты у самой стены борта и переборки стоял прикроватный столик. На нем, как и везде стоял ночник светильник, графин с водой, фрукты, бокал с красным вином и ее Джейн кассетный магнитофон. И я сразу же увидел Джейн.
Она соскочила со своей постели и, повернувшись ко мне спиной, встала к оконному открытому иллюминатору лицом. Сложив свои красивые руки, кулачками сжав, на тяжело дышащей от любовного возбуждения жаром пышущей загорелой до черноты нежной груди, задрожала всем своим девичьим под халатиком телом. Она так долго держала планку неприступности и рокового женского соблазна, проверяя меня как мужчину, что сама, попалась на эту же свою уловку и сорвалась. Женщины!
Джейн еще с первого взгляда положила на меня глаз, это было видно