Тьма древнего Миноса. Часть 2

Минос. Отец всех минойцев. Сын богов, олицетворяющий собой всю мощь Минойцев. Измена Миносу — не просто измена своей стране, это ещё и измена своим богам. Когда я учился у кидонов, я слышал, что измены Миносу всегда были в самые темные времена. Но сейчас — золотой век Крита. Откуда же появились изменщики? Или...

— Нет, вы не ослышались — продолжила Акалла, Высшая Жрица-Дочь Кносского дворца, перекрывая возбуждённый гомон. — Это именно измена Миносу и не меньше.

— Они поклонялись варварским богам? — спросил Тарто, начальник храмовой охраны

— Или египетским? — предположила одна из жриц: её грудь ещё покрывала блестящая плёнка чьего-то семени.

— Нет. Всё гораздо хуже. Из тьмы веков они пытаются призвать Морского бога.

Жрица сказала это очень тихо, но собравшиеся услышали её. И ахнули. И было с чего. Когда Разайа и его жена Амейа в первый раз пытались сотворить сына, было затмение. Из-за этого и сын вышел чёрный душой и с искривлённым, восьминогим телом. Родители, ужаснувшись, выкинули его в море. От него пошли осьминоги, гады океана. От следующего сына богов, Миноса, пошли минойцы.

Нет, осьминогов на Крите уважали. Но не более. Акалла бросила на столик ритуальную чашу и большинство присутствующих содрогнулись. На дне чаши была изображена обычная минойская оргия, но качество рисунка поражало. Кудрявые минойки с открытыми платьями, стройные кигласки и прямоволосые кидонки. Их сношали во всех возможных позах.

Но в центре разврата был осьминог. Тёмно-серый, контрастировавший с голубым фоном и рыжими телами. И его щупальца, расходящиеся ко всем девушкам, заканчивались их партнёрами. Снаружи — простой морской узор, чужой глаз не отличит от обычной чаши. Кубок для причащения?

— Откуда эта чаша? — спросил Костис, вместо своей глупой робы накинувший плащ с капюшоном.

— Сегодня доставили из таможни — ответил незнакомый молодой чиновник в повязке царских цветов.

— Знакомьтесь, Акаро, внутреннее око таможни. — Ого. Молодо око, да остро.

— Караван шёл из Фаистоса, но такого клейма — он указал на основание чаши — там не значилось. Торговец был пеласгом и на вопрос о происхождении чаш внятно ответить не смог.

— Был?

— Он принял яд в камере. Мы даже не успели начать допрос.

В зале воцарилось молчание. Снаружи ещё шли молитвы и пир. Голоса не особо затихли — прихожане ждали Ночного Слова жрицы. Судя по отдельным стонам из купален, некоторым обряда Обновления не хватило. Меня же медленно пробрало. «... на вопрос о происхождении чаш».

— Сколько их было? — спросил я.

— Кого? — задал кто-то сбоку. Акаро оказался сообразительнее.

— Около десятка чаш. Никаких печатей, обозначавших исходного торговца.

— То есть это не инакомыслящий, а целый культ...

— А может, просто извращенец? — неловко спросила Акареу.

— Милочка — покачала головой Нодаро — смотри. — Она взяла чашу и указала на геометрический орнамент и я понял. — Это — ассирийская клинопись, но язык — наш. «заклинаю преданным сыном, пусть сила богов через него войдет в меня».

И откуда эта сучка знает клинопись?

— В Кноссе есть их гнездо. — утвердительно сказала жрица, судя по цветам юбки — из восточного крыла.

— Да. И