Участковый Геннадий Опохмелкин проснулся с жуткой головной болью от очередного кошмара. Снилось ему, что верная жена Лизка изменила ему с уголовником. Он видел прямо как наяву: здоровый мужик с синими куполами на спине охаживает сзади его женушку, да ни куда-нибудь, а в мягкий податливый зад, в который его Гену, Лизка не пускала ни за какие коврижки. Он и золотой кулон ей обещал, и колечко на палец, даже чемодан шмоток, все без толку. Жинка, всякий раз когда он приставлял головку члена к ее «шоколадному отверстию», громко повизгивала и начинала плакать, ссылаясь на страшную боль.
Для добропорядочного участкового насилие было неприемлемым атрибутом, и потому поползновения свои прекращал. А тут ужасный мужик бесцеремонно трахал зад любимой супруги! Проснулся Геннадий в поту, судорожно надел фуражку и побежал домой, проверить, чем занимается его ненаглядная.
Вверенный ему участок состоял из двух деревень Березовки и Дубовки. Народу здесь обитало немного, в основном выжившие из ума старики, да зеки, отсидевшие срок в тюрьме, да так и оставшиеся в Забайкалье. Всех их строго контролировал Опохмелкин, следил за каждым шагом. Но ничего криминального за ними не замечал, разве что видел, как они по очереди ходят в избу местной давалки Люськи. Так это не преступление, баба только рада, когда мужики табуном идут к ней. Слабая на передок была Люсинда, всех любила и направо и налево, и даже поперек.
Геннадий бесшумно приблизился к дому и аккуратно подошел к окну. Он оставил глаза на уровне подоконника и принялся следить за обстановкой, как Джеймс Бонд. Потом спохватился и снял фуражку, которая торчала в окне, тут же про себя нелестно выразившись: шифровальщик хренов! Лизки явно не было дома. «По грибы пошла моя синеглазая», — умилился участковый и возликовал. Никаких зеков она у себя не принимала, это все больное воображение да ревность сидят в нем. Жена ведь молодая, двадцать лет только, а Гене как никак сорок, вот и комплексует, что ему предпочтут молодого да бойкого.
От нечего делать Геннадий решил пройтись по деревне, проверить криминогенную обстановку. Толстый кот сидел на земле и наблюдал за воробьем, которого явно хотел сцапать.
— Да я тебя на пятнадцать суток щас! — закричал Опохмелкин.
Других возмутителей общественного порядка в вымершей деревне отродясь не бывало. Кот фыркнул и ушел огородами.
Геннадий приблизился к дому шалашовки Люськи и нелепая мысль вскружила его голову:
— Может мне тоже отведать тельца Люськиного? Чего там каторжники в ней находят?
Азарт и чувство неизведанных новых приключений заставили Гену войти в дом блудницы. Короткими шагами он прошелся по двору, прислушался: ни звука. Тогда он тихо вошел в дом и застыл в дверях, не зная куда деться от стыда.
Бывший заключенный Василий методично вдалбливал свой хер Люсинде. Было видно, как толстый член исчезает в попке молоденькой давалки, а потом снова выходит оттуда, являя взору растраханное донельзя отверстие. Дыра зияла огромной пастью, что казалось, туда можно сунуть кулак. Участковый не мог