Она погладила себя по выставленным ягодицам и попросила:
— Давай трахни меня в попу, ты же хотел этого!
Счастью Опохмелкина не было предела! Лизка сама попросила присунуть ей в зад! Член задергался и захотел немедленно осуществить желаемое. Мент скинул портки и пристроился сзади. Действовать решил осторожно, дабы не причинить боли любимой супруге. Он надавил на головку и попробовал потихоньку войти на пол сантиметра, но член упрямо скользнул в дырочку до упора. Чувство дежавю овладело Геной! Он подрыгался взад и вперед и внимательно посмотрел на джопу. Тут не надо обладать прекрасно зрительной памятью, чтобы понять, что Люська и Лизка сзади смотрятся одинаково, да и дырочки совершенно идентичные. Разве так бывает?!
— Шлюха! — вскричал мент, пораженный собственной догадкой. И вместо того, чтобы вытащить член из дырки и как следует поколотить неверную женушку, он принялся с упоением трахать задницу.
Лизка поняла, что муж догадался об обмане. Пока он обхаживал сзади ее, он судорожно сочиняла отмазки.
«Скажу, что Васька меня изнасиловал, упала в обморок и даже не знала, что муж тоже пристраивался к попе».
Пот тек со лба Опохмелкина ручьем, но он никак не мог остановиться. Лизка, кончившая уже раз пять, с удивлением стала оглядываться на мужа, откуда такая прыть? Раньше он и пяти минут не мог продержаться, с ревом кончал, пугая всю округу. А теперь, как ненасытный жеребец драл ее задницу до красноты уже битый час.
Гена удивлялся самому себе:
— Еххху, я половой террорист! Могу трахаться сколько угодно, — думал он и держал в голове картинку: Василий толстым хером сношал анус жены. Именно благодаря этому эпизоду, сила его мужская удесятирилась, даже писюн стал побольше! Вот это да!
Когда наконец рев огласил окрестности, Лизка облегченно вздохнула. Кончал Опохмелкин бурно, выплескивая жидкость из волосатых яиц. Сперма потоками вытекала с жопки супруги. Он был готов целовать эту блядскую попу, ведь именно она сделала его половым гигантом! Геннадий поверил в себя.
— Быстро домой! Вечером продолжим! — скомандовал участковый и с улыбкой устроился за столом. Как же хорошо, мать твою!