Пролог
К середине декабря навалило снегу, но было тепло.
Для Сибири, мороз в три-четыре градуса — это оттепель.
Мартыниха шла на утреннюю дойку.
Избёнка Мартынихи стоит на отшибе, идти ей через всю деревню, вот и встаёт баба ни свет, ни заря.
Шёл пятый час утра.
Или ночи?
Ущербная, стареющая луна, желтела на чёрном, усыпанном звёздами, небосводе.
Мартыниха в валенках с калошами, в телогрейке и стареньком пуховом платочке. Мартынихе уже седьмой десяток, но баба ещё шустрая — ходит в клуб на дискотеки.
Свёрток Мартыниха заметила издалека — на зрение не жаловалась.
Свёрток лежал сбоку от дороги и, подойдя ближе, она увидела следы и вытоптанное место.
Шевельнулось под сердцем тревожное предчувствие. Мартыниха смотрела на свёрток, но подойти не решалась.
Наконец, бормотнув — Господи! — и перекрестившись, подошла и ахнула!
Сердце зашлось: в свёртке спал младенец.
Заканчивался 1992 год.
Страна шла вразнос!
1
Зинка продрала зенки. За окном темень, в избе холодрыга, во рту кошки насрали!
Кутаясь в рваный, задрыпаный полушубок, которым и укрывалась, поднялась со старого, скрипучего диванчика.
На этом диванчике, пять лет назад, тихо умерла Мартыниха.
Зинке двадцать пять, но выглядит на все сорок.
Зинка, босиком, вышла в сенцы, нащупала ногой поганое ведро — присела над ним и поссала. Входная дверь была приоткрыта, и Зинка замкнула её на крючок. Вернулась в избу, зачерпнула кружкой холодной воды, из ведра на кухне, и клацая зубами, не то от холода, не то с похмелюги — выпила. Вернулась к диванчику и завалилась на него, закутавшись в полушубок.
Зинка пялилась в потолок, а он плыл по кругу. Зинка закрыла глаза, но движение по кругу продолжилось, её замутило, к горлу подкатил тошнотный комок и Зинку вырвало на пол.
Вытирая ладонью, измазанный блевотиной рот, Зинка громко икала, но тошнота прошла и больше не круговертило.
...
Георгий смотрел почту, когда зазвонил сотовый.
— Жора... — он едва узнал голос Валентины, двоюродной сестры и сердце сжалось, а от затылка по спине расползался холодок
— Жора, твой папа умер вчера...
В одно мгновение всё вокруг выцвело и утратило смысл. Всё!
— Папка! — скрипя зубами от бессилия, он опускался на колени
— Жора, завтра похороны
— Я приеду сегодня... — выдохнул он, упал ничком и застонал, катаясь по полу.
Позвонил жене.
Таня охнула и сказала, что сейчас придёт.
Она пришла, и они собрались, и поехали на Южный, на электричку.
В электричке было пусто: рабочий день.
Он сидел у окна, и смотрел на проплывающий мимо однообразно-унылый заснеженный мир. Жена сидела напротив, смотрела на него жалостливо и, попытавшись заговорить раз и другой, тоже уставилась в окно.
В райцентре их встретил Серёга, муж Валентины.
От вокзала до деревни шесть километров.
— Что случилось? — глухо спросил он, когда Серёга, переехав ж/д пути на выезде из райцентра, переключил на третью.
— Он на живот жаловался. Думали обострение гастрита, вызвали скорую. Его забрали, а в первом часу ночи позвонили. Не гастрит был... язва.
— Мы не стали ночью звонить, всё равно уже... — Сергей помолчал, потом добавил — Он опять стал выпивать... Я с ним разговаривал и Валентина тоже... Но ты же знаешь его... Послал!
— Он... в больнице?
— Дома уже.