Цветочный отряд. Часть 6

— Целуй сапог. Ну же, целуй!

И ведь ни за что не увернешься от сапожного блеска. Не повернёшь в сторону лица. Не повернёшь, потому как руки заломлены за спину и их всё тянут. Выше. Ещё выше. Понемногу, по чуть. И боль понемногу, по чуть, должна плавно, но неминуемо скользить к тому самому пределу. Пределу, после которого крик никак не сдержать. Но она не чувствует боли. А кричать надо. Но она не кричит. Потому что решила: кричать не буду. Потому что этого хотел он. Тот, что поднимался высоко над своими сапогами.

Другой голос, женский, ласковый, уговаривал:

— Ну целуй же, глупая, целуй! Быстрее отделаешься.

А она не хочет быстрее. Она хочет ещё полежать. Снежная жижа уже не кажется ей холодной и мерзкой. Теперь она ей лучше пуховой перины.

Смотрит она на сапог. А сапог отполирован до такого блеска, что будто бы и не чёрный, а серебряный. Так близко сапог от лица, что можно различить приятный аромат искусственной кожи. Новый сапог. Дорогой. Поскрипывает. Сразу видно, что не простая нога в этом сапоге, а нога уважаемого человека. Богатого. Влиятельного. Именно человека. Человека с большой буквы, а не жалкого сексуального киборга. Интересно, какой он на вкус?

— Ты точно не забыла включить её нервную систему? — голос был под стать хозяину: глубокий, уверенный, властный.

— Точно, мастер.

— Развяжи.

— Мастер, ну зачем вам этот поцелуй? Отправим её на фабрику, и там из неё извлекут всю необходимую информацию.

— Слишком много времени потеряем. И мне интересно узнать причину такого непослушания. Развяжи.

Её развязали.

Снова послышался этот властный, сильный голос:

— Ты глупая, синтетическая блядь. Но упрямая. Зачем тебе это нужно? Ты же знаешь, что настоящая смерть тебе не грозит, но всё равно упорствуешь. Куда побежали эти маленькие тупые сучки?! НУУУ?!!!

Удар сапогом под дых остановил её дыхание, заставив глотать воздух как рыба на берегу, но не причинил боли. Да и дыхание её лишь было имитацией человеческого. А ещё он не знал её маленького секретика. Не знал, что под его ударами в ней проснулась та, прежняя, из прошлой, стёртой на фабрике, жизни. Та, что помнила. Та, что знала. Та, что могла.

Сапог снова засиял перед её лицом.

— Целуй.

Никто сейчас не смотрел на её лицо. А если бы и посмотрел, то ужаснулся бы, увидев, с какой лёгкостью с худенькой рыжей девочки сошли привитые ей гимназией и Корпорацией манеры и послушание, и от неё осталась лишь девочка-людоед со злыми зелёными глазами. Секунду назад была секс-кукла для добычи Сока, а тут стала девочка-зверь. Взревела она яростным рыком и, разогнувшись пружиной, бросилась на ненавистный сапог, охватывая его обеими руками.

Она бросилась с тем клокочущим рёвом, с каким юная голодная львица бросается на вкусную жирную зебру. В гимназии её научили, как ломать человеческие ноги: захват и толчок плечом ниже колена. Человек редко распределяет равномерно свой вес одновременно на обе ноги. Чаще переминается с ноги на ногу, перемещая