и пойдёт в «костюме Евы» (тем более, что здесь её так называли все, кого она знала!). А если кто-то увидит её в таком виде и захочет отыметь — пожалуйста, она будет этому только рада...
Юная прелестница продолжала лежать в непристойной позе, а Овин буквально пожирал её взглядом, бесцеремонно разглядывая красивое тело в самых интимных местах. Ему снова захотелось дотронуться до её мягких бёдер, поцеловать прямо в мокрую писю и вдохнуть запах её молоденькой попы. Он провёл рукой по откинутой в бок ляжке и дотронулся до щелочки, она была очень горячей и влажной. От этого прикосновения Соню как током ударило: сладкая нега, в коей она пребывала, куда-то вдруг делась, а от низа живота до пяточек пронзило острое желание пописать — давал о себе знать недавно выпитый литр молока. Прижав ладошкой свою щелочку, она быстро вскочила и, переминаясь с ноги на ногу, спросила:
— Ой... а где у вас тут можно?... Мне нужно отлить!..
Овин сделал вид, что не понял вопроса. Он над ней не издевался, просто его очень заводило то, как эта ссыкуха держится рукой за письку, когда хочет «в кустики».
— Наверное, на улице можно?... Там ведь лес... Я сейчас...
Хозяин покорно указал ей на дверь, которая была не заперта. Софи в раскоряку поковыляла к выходу, так и держась рукой за письку, попа её при этом смешно перекатывалась к немалому удовольствию Овина, уже предвкушавшего то, чем ему предстоит насладиться.
Дверь легонько скрипнула и распахнулась. Чернеющая темнота предстала перед глазами девчонки. И даже луна, ещё недавно довольно ярко светившая, куда-то подевалась как назло! Идти писать туда совершенно голенькой и босой было очень страшно, тем более она помнила, как напугал её в сумерках тот колосок осоки. Звать с собой Овина, чтоб на шухере постоял, она тоже постеснялась сначала. Она постояла так немного, но почувствовав, что из письки у неё сейчас польётся, решила, что попросит его о помощи.
Когда она обернулась, прикрывая дверь, увидела такую картину: в метре от лежанки стоял огромный деревянный таз, в поперечнике около метра и с очень высокими краями. На краю лежанки напротив тазика сидел Овин и переминал в руках свой член, готовясь, видимо, качественно вздрочнуть, внимательно наблюдая за тем, как Софи станет писать. «Что ж, ладно — твоя взяла! Смотри внимательно, мне всё равно! Извращенец... «— с этими мыслями она посеменила к тазу, поставила ноги по бокам от него, но они оказались слишком широко расставлены, и присесть не получалось, а писать стоя, ещё и перед зрителем, она не собиралась, так как всё могло стечь по ногам. Тогда она сделала шаг вперёд, к Овину, оставив тазик за спиной, и попыталась свесить над ним свою попку, но тоже ничего не вышло — края оказались такой высоты, что сидеть можно было только на полусогнутых, к тому же от деревянного края этой хозяйственной ёмкости вполне можно было схлопотать заносу в такую нежную беленькую