Самоволка

Я тоже занялся поисками одежды.

— Давай быстрее, — торопил меня Тим.

— Эй, ты как? — я склонился над Катей. Она слегка приоткрыла глаза.

— Чего? — словно пьяная переспросила она.

— Вставай, замерзнешь, — я попытался приподнять ее.

Рядом Тим уже напяливал на Марину трусики и юбку. Он умудрился все это снять, не разорвав.

Кое-как мы привели девушек в порядок... хотя это слово тут вряд ли подходило.

— Охренеть, — сказала Катя, оглядывая себя. Она стояла в одних мокрых синих трусиках, держа в руках босоножки со сломанным каблуком. Разорванная на груди майка была уже не пригодна к использованию. Одежда Марины же практически не пострадала. Только изжёванный мокрый топик, побывавший в роли кляпа вызывал подозрение, — Ну и как я в таком виде поеду?

— Ночь же, — успокоил ее Тим, — никто не увидит.

— Да уж... — Катя отряхнула волосы от листьев.

— Ладно, девочки, нам пора, — нервничал Тимофей, — угостите на дорожку пивом?

— А ты нахал, солдат! — округлила глаза Катя, — Ну глянь там, на заднем сиденье.

Марина зябко поежилась.

— Холодно блин! Кать, садись уже. Поехали.

— В следующий раз мы приедем с камерой, — на прощанье крикнула Катя в приоткрытую форточку.

Когда красные огни фар девятки скрылись за поворотом, в ночной тишине вдруг кто-то коротко свистнул. Мы Тимом невольно вздрогнули. За воротами части, в свете прожектора стоял часовой. Под низко надвинутой каской блеснула белозубая улыбка. Он жестом показал на поворот, где скрылась машина, а потом поднял большой палец верх. Конечно, в ночной тишине он слышал все крики из леса и понял в чем дело. Прожектор светил ему в спину, и разглядеть лицо было трудно. А он нас, наверняка узнал. Махнув на прощанье рукой, часовой показал нам на часы и, поправив на плече автомат, отошел от забора.

— И правда время уже дохрена! — сказал Тим, — побежали.

Мы как сумасшедшие рванулись к забору части. Время в запасе еще было, но чем черт не шутит. С нарушением устава у нас строго.

— Водки не было, — сказал Тим, выставляя перед заспанным коптером две бутылки пива.

Мы пробежали по взлетке и нырнули в свои кубрики. Я стащил китель. Весь бывший белым подворотничок был измазан грязной землей.

— Эй, жирный, — толкнул я спящего салагу.

— А? Что? — открыл он заспанные глаза.

— Хреново подшил, давай заново!