мне было приказано «показать» ей это, что я и сделал, хотя и опасался, что Сильвия вернется и увидит мое почти взорвавшееся орудие. (Меня корежит от одной мысли о том, что одна из моих сестер «поздравит» меня с написанием этого).
Затем мой совершенно окрепший член был нежно и до боязни восхитительно взят в руки. Бывают моменты, — и теперь они происходят чересчур часто, — когда тебя выводят за пределы гордости и стыда. Мюриэл склонилась над моим креслом, сжав рукой мой орган и скользя по нему вверх и вниз.
— Не пойдешь ли ты на риск приключений? — улыбнулась она, подумав, что это прекрасный литературный каламбур.
Я отрицательно покачал головой. Мои щеки залились румянцем. Я уже достаточно хорошо знал, что в такие моменты я совершенно беспомощен в ее руках. Мои бедра начали дергаться вопреки моей воле.
— Бедная, милая Сильвия... Усадить ее на такую боль¬шую и похотливую штуку... — донеслись до меня ее слова.
— Нет! — задохнулся я.
На это она рассмеялась своим жестоким смехом и, вынув из-за ворота своего платья батистовый платок, крепко обвязала им мой трепещущий и горячий член.
— Нет? Очень хорошо, тогда я оставлю все это в таком виде, а через полчаса вернусь проверить, что ты в него не излился, — последовал ее ответ. С этим она и удалилась, оставив меня со сжимающимися от неистового желания тестикулами. Когда она вышла из комнаты, я услышал, как она кричит: «Джейн, я хочу тебе кое-что сказать!»
Мне не нужно гадать, о чем она хочет сообщить. Мое имя и имя моей милой Сильвии будут использованы самым гнусным образом. И увы, как раз в эту самую минуту мои шары так придавило к креслу, а член настолько раскалился добела, что я уже не мог дольше контролировать себя, и густо и обильно излился на завязанный платок. Сиденье подо мной содрогнулось, настолько сильной была сила сперматического извержения. Мой пенис вяло опал вниз, а волны неописуемого наслаждения быстро сменились слабостью, а затем ужасом от того, что наказание последует незамедлительно, как только Мюриэл вернется в комнату. Она, — это совершенно точно, — припишет мою «слабость» в качестве «доказательства своих слов». Я либертин (распутный, развращенный человек, бабник — прим. переводчика), которого следует держать под контролем — вот что провозгласили они с Джейн, и это несмотря на то, что они знают истинную природу происходящих событий.
Дейдр до сих пор не ответила на мое письмо, но я все еще живу надеждой. По сравнению с этими двумя она была просто ангелом скромности. Меня не волнует, что мои сестры прочтут эти слова, они все равно будут издеваться надо мной как над святошей, чего на самом деле во мне нет, а потом заставят меня вылизывать их попки, подобно собаке.
Из дневника Селии
Через какое испытание невообразимых страстей я прошла! Я рыдала, я протестовала, меня любили и принуждали — и все это за один долгий, долгий день, подобного которому еще не было в моей жизни.
Вначале Мюриэл