женских каблуков, и в комнату впорхнула девушка с подносом. Она была одета в маленькую юбку и блузку, волосы у неё были светлые и волнистые, и она выглядела совсем ребёнком, вчерашней школьницей, по какой-то нелепой случайности оказавшейся среди всего этого разврата.
— Карим Рафикович, вина? — прозвучал её ясный звонкий голосок.
— Да, Аллочка, спасибо.
Аллочка налила Кариму полный бокал красного и на какое-то мгновение замерла, словно сомневаясь.
— Можно мне посмотреть, Карим Рафикович? — спросила она наконец чрезвычайно невинным голосом.
— Ай-ай, такая славная девочка — и на такие вещи хочет смотреть! Смотри, конечно.
Тогда Аллочка села на пол рядом с его креслом, сложив руки на коленях, и уставилась на разыгрывающийся перед ней и Каримом порноспектакль. Мужчины поменялись местами — теперь Екатерина лежала на татурированном сверху и сосала гиганту со шрамом, а Макс, плюнув ей в анус, готовился взять её сзади. Когда его здоровенная елда с усилием протолкнулась в узкое отверстие, Екатерина, не прекращая минета, застонала от боли.
— Так тебе, — кряхтел Макс, входя глубже и до красных следов сжимая бёдра женщины.
Вскоре Екатерине начало казаться, что это просто какой-то сон, какой-то малореалистичный кошмар, от которого никак не выходит проснуться. Она — приличная женщина, жена, мать! — не могла уже даже следить, кто из мужчин имеет её куда. Всё её тело было липким, всё болело; вокруг было хлюпанье, и кряхтенье, и стоны — её и мужские... Карим мастурбировал, глядя на всё это насилие, а Аллочка сидела неподвижно, как маленькая изящная статуя — но глаза её были подёрнуты поволокой, и дыхание чуть сбилось.
Наконец первая струя семени хлынула на лицо Екатерине — татуированный мужик кончал, крепко держа её за волосы и издавая тихий рычащий стон. Его густая сперма залила Екатерине глаза, заставив зажмуриться; горькие капли сползли ей в рот. Она не видела уже, где кто — чувствовала только грубые прикосновения и слышала хриплое дыхание; чувствовала, как новое семя выливается на её истерзанное тело...
Обессиленная, Екатерина упала на пол, как только мужские руки отпустили её, использованную и больше не нужную.
— Ползи ко мне! — раздался откуда-то сверху и сбоку голос Карима.
«Не нужно ползти, ничего уже не нужно, сдохнуть нахрен нужно и всё» — пронеслось в голове у Екатерины, но ощутимый пинок под рёбра немедленно избавил её от подобных мыслей. Сколь бы ни была она утомлена — она всё равно могла ощущать боль, и, как любое животное, не хотела этой боли. Она поползла на голос по полу, цепляясь липкими пальцами и не открывая глаз. Слепым котёнком ткнулась в жёсткие мужские колени.
— Запомни, Лена, это всё навсегда, — затрепыхались где-то на краю сознания скучные и высокопарные слова Карима. — Ты всегда была блядью в душе, и вот это всё теперь снаружи! Соска, шлюха для троих кобелей, позор женского рода...
Ещё одна струя спермы ударила ей в лицо и стала стекать по щекам — как слёзы. «Странно, что я не плачу» — с каким-то удивлённым безразличием подумала Екатерина.
— Открой-ка ей глазки, Аллочка.
Тёплые и