а я, значит, должна сидеть и нервничать не случилось ли что с этим дураком...
Тут уже не выдержал я: я схватил ее за плечи и прижал к себе. Она все брыкалась, толкалась, пыталась вырваться, но все напрасно. Я гладил ее по кучерявым волосам. Поцеловал в щеку. Пытался успокоить. Ее пыл начал угасать. К тому же, стоит отметить от нее приятно пахло. Я, уже дурачась, повалил ее на спину и принялся щекотать. Она залилась звонким смехом. Она дергалась, ворочалась. Ее обнаженные коленки, а вслед за ними и горяченькие ляжки вылезли из-под краев ее ночнушки. И только бежевый уголок ее трусиков оставался прикрытым одеянием. Мы резвились. Ее девичий неподдельный смех заполнял комнату и мое требующее любви сердце. Наши лица были так близки. Я поймал ее готовый, но слегка удивленный взгляд. «Стоп!» — сказал я себе и отпрянул.
Я отправился на кухню. Наскоряк обжарил сосиски. Вылил на сковородку яичные ингредиенты. Поставил завариваться чай. Через пять минут аппетитный, но калорийный завтрак был уже на подносе. Я вошел в ее комнату. Постель уже была застелена. Алина, умывшись, переоделась: натянула лосины, футболку, собрала волосы в хвост. С экрана телевизора на нас таращился ведущий известного кулинарного шоу. Мы сели завтракать. Родители, как оказалось, не просто скрылись в неведомом направлении, а отправились заказывать столик в ресторане — Алина с мамой завтра улетали. Сердце резанула знакомая боль. До меня начало доходить, что спустя долгое время оно вновь разрасталось теплым чувством к моей давней подружке. Мне будет ее не хватать.
Алина отказалась ехать с родителями, сославшись на дурное самочувствие. Ее мама обеспокоилась, но Алина все-таки отправила ее с друзьями в город. Тем более они должны были заехать на рынок и купить некоторые здешние сувениры и гостинцы. Я почувствовал укол совести: это ведь из-за меня она осталась. Я протянул руку и снял с ее волос резинку: ее каштановые пряди распустились и стекли по плечам. Алина вопросительно на меня взглянула.
— Мне так больше нравится! — ответил я, не прерывая трапезы.
Она улыбнулась. Но помимо некой радости и смущения от неприкрытой лести было еще что-то. Это было и в улыбке уст, и в сиянии глаз. Я никак не мог понять, что же это. Я громко ...отхлебнул остывшего чая и уставился на нее. Глупо было бы отрицать, что за прошедшее с нашей последней встречи время она здорово похорошела. И я не имею в виду исключительно округлости ее интимных зон. Конечно же, теперь ее ягодицы и грудь имели откровенно женственные формы. Такую девушку не грех было желать ночами. Но вместе с взрослением ее тела повзрослело и ее лицо. Она была так же хороша, как и прежде, но именно эта женственность добавляла ее чертам утонченности, грации, изящества, зрелости. Между тем, ее щеки налились румянцем. Я, вероятно, неистово смущал своим пристальным взглядом.
— Что? — наконец, она не сдержалась и спросила.
Вместо всяких слов я приобнял ее,