единолично, безраздельно — и быть единственным, кто имеет все права на нее. Если это не любовь, то что-то очень-очень ее напоминающее — страсть ли, жажда ли обладания, я точно знал, что если сейчас же не прекращу просмотр — то наделаю глупости. Я хотел убить отца, я хотел убить Настю, придушить ее... Но, если Настя — это Настя, то вот отец... Я желал это сделать, и даже понимал, что сделаю это. И это будет сделано не из чувства справедливости или ненависти — актом мести за сестру, нет, это стало для меня манией, я знал, что нам двоим — одно небо не коптить, как будто бы он украл что-то у меня, что-то — действительно важное, и, украв — растоптал мою душу, выжег — меня прежнего. Того, кем был раньше — Я.
• • •
Саня сделал вид, что все в порядке, прождав меня полчаса дома. Но я «врубил» гон, и в общих фразах о высоких материях затер ему о том, что такие дела братуха, извини, совсем зашиваюсь по времени, все бегом-бегом, решая неотложные дела по ходу пьесы, и произошедший казус с его соседями — буквально спас меня. Мы пили чай, а Саня поднял вчерашнюю тему, о которой начали говорить в кафешке, я же прикинув все за и против, спросил напрямую:
— Саня, ты вообще как... Готов на год, на два — свалить из города?
— К чему ты это? В смысле — свалить с города?
— Ну попутешествовать там, можешь по стране, а можешь — за рубеж скататься.
— Эмммэмэм... — на два года? А лавруха откуда... На путешествия? — он ничего не понимал.
— Так может получиться, что хлопать будут всех — и не разбираясь.
— А что случиться-то должно, ты меня — на мокруху что ли хочешь подписать?
— Нет, никаких убийств... Просто батька злой и память у него хорошая, так что если начнет по моим знакомым пробивать — на тебя рано или поздно выйдет, имея ресурсы — это не сложно, а ресурсы у него имеются. Само собой — никаких социальных сетей и звонков по телефону, про них — на это время, нужно, просто забыть. Тридцатка — сразу, по косарю в месяц — на карточку и двадцатка — по возвращению.
— В смысле тридцать тысяч, по косарю — рублей что ли, или ты — про доллары? — Саня что-то тупил.
— Ну не про монгольские же тугрики, Шура... И не доллары, Саня, а евро, у них волатильность тверже и курс выше. То есть менее подвержены изменению и котируются выше, чем шкурки зеленых енотов. Хотя, можно и енотами.
— Хм, за что же такие преференции? Ниче не понимаю, — Саня наконец вырубил гопаря и передо мной сидел адекват, тот, с кем я и хотел поговорить. Ёрничество с его лица исчезло, вместе с его этой ощеренной улыбкой и появилась даже некоторая куртуазность в его манерах, когда он перекинул ногу на ногу, устроил свои руки сплетенными пальцами на коленке и расправил плечи, натягиваясь как струна, уставившись на меня с интересом, чуть склонив голову набок. Осторожное недоверие,
Измена, Инцест, Наблюдатели